Выборная должность

— У нас нету настоящего коллектива художественной самодеятельности, Николай Иванович,— заговорил Жариков.— Живем в отдаленном гарнизоне, в театр не пойдешь. Надо, чтобы свои концерты были на уровне. И вот я намечаю себе и всему комитету узловой вопрос на ближайшее время: сколотить добрую самодеятельность.

— Одобряю и поддерживаю,— кивнул замполит, но на уме у него были какие-то другие мысли.— Понимаешь, Жариков… Надо срочно оформить наглядную агитацию к показательным полетам. Сейчас идут командирские сборы, показательный летный день для них решено провести на базе нашего полка. Представляешь, сколько сюда начальства поналетит?

— Туча! — понимающе воскликнул Дмитрий.

— Наглядная агитация поручается комсомолу,— решил замполит.— Надо сделать быстро и хорошо. Инженерам дадим указание, чтобы выделили в твое распоряжение лучших художников. Да ты ведь и сам рисуешь.

— Есть, товарищ подполковник, все ясно.

— Берись за дело, не теряя времени.-

Полдня у Дмитрия ушло на то, чтобы достать материалы, подобрать тексты, спланировать работу. И вот все готово, ленинская комната в казарме превращена в графическую мастерскую, можно бы начинать, да почему-то не пришли к сроку художники. Телефонные звонки не действовали. Пошел Дмитрий на аэродром сам.

В родной эскадрильи инженер встретил его холодно.

— Ну, здравствуйте, товарищ Жариков, здравствуйте.— (Руки не подал).— Ну, что вы, пришли людей отрывать от дела? Ничего не будет.

— По указанию подполковника Нагорного из вашей эскадрильи два человека… — попытался спокойно объяснить Дмитрий.

Инженер повернулся к нему боком — приземистый, упрямый, как гранитный столб при дороге.

— Ни два, ни полтора!

— Это же для пользы дела, товарищ капитан! Наглядную агитацию надо срочно оформлять.

— Ну и рисуйте себе на здоровье. Вас там в штабе много. А механикам хватает работы на самолетах. Здесь они нужнее.

Спорить с ним было бесполезно. Затаил злобу и теперь не упускает случая, чтобы подставить ножку молодому секретарю.

— Не дам людей! Иди, жалуйся,— бросил инженер вслед уходящему Жарикову.

Вернулся он в казарму, стал на пороге ленинской комнаты и глубоко вздохнул при виде непочатого края работы. Листы ватмана, красная материя, фанерные щиты — все это лежало кипами в глухом безмолвии, а должно ожить, должно заговорить словами и цифрами. Много часов придется гнуть спину, если одному… Да что поделаешь?

Жариков сбросил шинель. Хорошо еще, что в казарме было тепло, не то что в штабе. Механики, живущие здесь, народ мастеровой: подмонтировали несколько дополнительных радиаторов, вот у них и тепло. И правильно, казарма их дом.

В последний раз Жариков вспомнил разговор с инженером, чтобы забыть о нем накрепко. Казалось бы, образованный, партийный билет в кармане носит, а до чего же близорукий человек. «Чтобы я на него жаловаться кому-то пошел? Слишком много чести!» Засучил комсомольский бог рукава и взялся за работу сам. Он просто накинулся на нее с жадностью. Первые слова, начертанные крупным, размашистым шрифтом, призывно обратились к летчикам: «Перехватить все воздушные цели на заданных рубежах!»

Стукнула дверь. В комнату вошел сержант с красной повязкой на рукаве дежурного по эскадрильи. Ваня Концевой. Этого сержанта, комсомольского активиста, Жариков хорошо знал.

— Что скажешь? — спросил он, склоняясь над фанерным щитом.

— У меня скоро смена, и я приду к вам, товарищ старший лейтенант.

— Тебе после дежурства отдыхать положено.

— Я не устал.

— Ну, приходи. Только что тебе тут делать?

Художнических талантов за Концевым не водилось. Спортивные состязания организовать, поплясать в час досуга — на это он мастер.

Постояв немного в задумчивости, сержант добродушно улыбнулся:

— Хотя бы краски тереть. Относить, чего надо, подносить…

— Ладно. Принимаю в артель,— сказал Жариков.

Сержант вышел, тихо притворив дверь. А через минуту послышался его начальственный голос в коридоре:

— Так и лезут в казарму, сапога от снега не отряхнувши. В отцовский дом, небось, так не заходили. Дневальный! Вы куда смотрите?

В работе, в такой работе, когда отвлекать себя посторонними мыслями невозможно, время идет быстро. Хорошо получалось нынче у Дмитрия: один плакат лучше другого, графики давали полный отчет по таким-то показателям при первом взгляде на них. Вроде и старания особого не проявлял Дмитрий, писал смелыми, быстрыми мазками, чертил навскидку, без предварительных расчетов, а выходило на удивление здорово. Давно прозвучала команда дневального «отбой», всюду в казарме погас свет и только в ленинской комнате горел ярко. Ваня Концевой помогал по технической части, как он выразился: полотно на раму натянуть для стенда, фигурный щит из фанеры вырезать. Попробовал было написать простенькйй плакатик, но бросил на половине. Первую строку не дотянул до обреза с четверть метра, вторую пришлось сжимать и даже завернуть вниз хвостиком. Точно так же писал когда-то школьник Ваня Концевой в тетрадке, закручивая хвосты, за что получал двойки.

Посмотрел Жариков на его осунувшееся лицо и сказал:

— Что-то ты совсем позеленел. Иди-ка спать.