Я вошелъ и увидлъ, что она говорила правду, но мн показалось, что съ нимъ приключился не одинъ ударъ, а цлая сотня ихъ сосредоточилась въ одномъ. Около него стояли два нмца, тщательно старавшіеся поддержать его, но все было напрасно. Я выбжалъ на улицу, выкопалъ гд-то полусоннаго доктора, привелъ его едва одтаго, и мы вчетверомъ въ продолженіе цлаго часа возились съ этимъ маніакомъ, пускали ему кровь, мочили голову, а бдная женщина тмъ временемъ, сидла и плакала. Когда ему стало лучше, докторъ и я ушли, оставивъ его на попеченіе друзей.
Было боле часа ночи, когда я вошелъ въ нашу хижину усталый, но веселый; тусклый свтъ сальной свчи освтилъ сидящаго за столомъ Хигбая, безсмысленно смотрвшаго на мою записку, которую держалъ въ рукахъ; онъ былъ блденъ, суровъ и имлъ видъ больной. Я остановился и смотрлъ на него, а онъ поднялъ глаза и устремилъ свой взоръ на меня. Наконецъ я спросилъ:
— Хигбай, что… что случилось?
— Мы разорены… никакой работы не сдлали… потайной слой для насъ потерянъ!
Этого было достаточно. Я прислъ убитый и пораженный. Минуту передъ этимъ я былъ богатъ и полонъ тщеславія, теперь же я чувствовалъ себя нищимъ и ничтожнымъ. Мы сидли тихо, поглощенные нашими мыслями, и невольно упрекали себя, безполезно вспоминая «зачмъ я этого не сдлалъ» или «почему я того не началъ», но ни тотъ, ни другой не проронили ни слова. Наконецъ мы стали взаимно объясняться, и тайна нашего горя разъяснилась. Оказалось, что Хигбая понадялся на меня, какъ я понадялся на него, а оба вмст мы надялись на приказчика. Безумные! Въ первый разъ въ жизни случилось, что положительный и предпріимчивый Хигбай оставилъ столь важное дло безъ собственнаго надзора и не былъ вренъ самъ себ.
Но дло въ томъ, что онъ до сей минуты не видалъ моей записки и только сейчасъ вошелъ въ хижину, гд послдній разъ видлъ меня. Онъ тоже оставилъ мн записку въ тотъ самый злополучный день; подъхавъ верхомъ къ хижин, онъ взглянулъ въ окно и, не увидавъ меня, швырнулъ записку на полъ черезъ разбитое стекло, самъ торопясь ускакать по длу. Вотъ она и теперь лежитъ на полу, гд девять дней пролежала, никмъ не тронутая:
«Не забудьте начать работы до истеченія десяти дней, У. прохалъ мимо и зоветъ меня. Я долженъ догнать его у Моно-Лэкъ и мы сегодня ночью выступаемъ. Онъ говорилъ, что на этотъ разъ онъ вполн убжденъ, что найдетъ желаемое.
Хигбай».
У. означало, конечно, Уайтмэна. Этотъ трижды проклятый цементъ!