Выйти из учительской. Отечественные экранизации детской литературы в контексте кинопроцесса 1968–1985 гг.

В 1971 г. сотрудники Института научного атеизма, опасавшиеся за свои зарплаты, направили в ЦК КПСС предостерегающий опус «Об ошибочных оценках религии и атеизма в некоторых произведениях литературы и искусства». Там есть, в частности: «За последнее время среди некоторой части интеллигенции и молодёжи наблюдается известный рост интереса к религии и церкви, а в отдельных произведениях литературы и искусства имеют место отступления от марксистско-ленинской оценки социальной сущности религии и её роли в истории общества и в современных условиях. Обращают на себя внимание ошибочные тенденции в оценке христианской религии и церкви. <…> Наблюдается усиление религиозной тематики в некоторых кинокартинах. Мотивируемый необходимостью более правдивого воспроизведения исторической обстановки показ церквей, монастырей, их внутреннего убранства и пышных богослужений превращается в самоцель, в кинематографический штамп, охотно используемый режиссёрами, чтобы “потрафить” определённому типу зрителей и критиков, падких на демонстрацию пресловутой “русской религиозности”. В фильме “Анна Каренина” сцена церковного венчания Левина и Кити растянута, хотя известно, что сам Л. Н. Толстой критически относился к православно-церковной обрядности»[108]. Разумеется, в детском кино до такого дело ещё впрямую не доходило, хотя завуалированные евангельские метафоры уже использовались. Так, Михаил Горелик в уже цитированной авторской колонке газеты «Экран и сцена» пишет о фильме «Чучело»: «Ну, конечно, в чистом виде евангельская парадигма. И вземляй грех мира, и к злодеям причтен, и се человек, и били и заушали, и суд неправедный»[109].

Обращает на себя внимание отсутствие фильмов антирелигиозных и антиклерикальных. Напротив, в фильме А. Птушко «Сказка о царе Салтане» мы видим, как священник истово, хотя и тщетно сопротивляется приказу царя «и царицу, и приплод тайно бросить в бездну вод»: машет руками, суёт крест под нос палачам – дескать, «опомнись, люд крещёный!». Интересно, что в довоенные годы у самого Птушко был сатирический двухчастёвый мультфильм «Завещание пса-скотинки» (1937) по мотивам новеллы итальянского писателя XV в. Поджио Браччолини, разоблачающей ханжество, продажность и глупость средневекового духовенства. Герой фильма, итальянский падре, хоронит своего любимого пса на человеческом кладбище, но, будучи застигнут коллегой, вынужден оправдываться: он придумывает историю про благочестивого пса, который завещал свои сбережения… местному кардиналу. Завуалированная взятка помогает падре избежать заслуженного наказания.

Официальная идеология ещё боролась с капитализмом, но в жизнь вступало поколение, чьи не только отцы, но даже деды этот «монструозный» строй уже толком не помнили. Буржуазное перестало восприниматься как опасное, напротив – манило своей запретностью. И в этом, как ни парадоксально, виноват не только железный занавес, который отгораживал советского человека от «того страшного мира», но и сама система ознакомления советского человека с отдельными образцами зарубежной продукции – как творческой, так и потребительской. Так, осуществляемый государственными организациями импорт формировал у потребителя стабильную уверенность в высоком качестве зарубежного товара – ведь ответственный работник должен был обосновать, почему именно это изделие лёгкой промышленности, именно этот продукт, именно этот фильм (а не какой-нибудь другой) достоин того, чтобы его закупить на золотовалюту. Таким образом, «импортное» на советских прилавках почти автоматически означало «качественное». Так незаметно рос авторитет всего «заграничного», от готовых товаров до стандартов, технологии, идеологии…