Выходим на рассвете

Шли повзводно, но без строя, цепочкой по узкой колее, набитой колесами телег. По обеим сторонам ее то теснился березняк, то, где дорога шла низинами, обступали ее неоглядно густые заросли вербы, ольхи, черемухи, а порой открывались вдруг то с одной, то с другой стороны еще не утратившие весенней свежести зеленые поля, к дальнему краю которых стеною подступал все тот же березняк. Было уже далеко за полдень, и там, где возле дороги стояли березы, косо лежали, словно перечеркивая дорогу, четкие тени — день был солнечный.

Шли спокойно: впереди свои, еще тыл, а сзади, от Воскресенского, опасности можно не ожидать: пока-то белые разберутся, что в окопах никого не осталось, пока дойдут до села… Да если и захотят преследовать, то откуда им знать, по какой дороге уходят сейчас красные. Все же на случай, если белые вдруг да пойдут вдогонку, Ференц предусмотрительно оставил позади следующий за ротой верстах в трех дозор — двух верховых. В случае опасности они должны предупредить.

Гомбаш, чей взвод был головным, шагал впереди, рядом с Ференцем. Тот шел размашистым шагом, задавая темп всей колонне: Ференц поторапливался, он хотел увести роту подальше от противника, как можно быстрее соединиться с остальными силами.

…Снова начался густой лес. К самой колее свисали зеленые пряди ветвей старых берез, подступали бугристые, чернь с серебром, широкие, но сохранившие стройность стволы, как детворой, окруженные березовым же подлеском, в котором кое-где стояли, словно случайно приблудившись, сизо-синеватые елочки, недоуменно топыря ветви-ручки.

Неожиданный звук, донесшийся спереди, где дорога скрывалась в березняке, заставил всех насторожиться. Стук колес, частые удары копыт, испуганный, надрывный голос человека, торопливо понукающего лошадей…

Ференц и Гомбаш, недоуменно переглянулись, остановились. Остановились и все идущие следом.

Впереди качнулись ветви берез над дорогой, из-под них вывернулась дуга, голова лошади под ней с пеной, хлопьями летящей с губ. Вылетела, подскакивая на неровностях колеи, телега. В ней стоял, размахивая вожжами, неистово нахлестывая коня, бородатый мужик с растрепанными волосами, в распоясанной рубахе, разодранной сверху донизу.

— Это ж из тех, что раненых отвозили!.. — воскликнул Ференц.

Телега подлетела к голове колонны, мужик рванул вожжи на себя, но разгоряченная лошадь не остановилась, кто-то из бойцов схватил ее под уздцы.

Бросив вожжи, мужик спрыгнул с телеги, чуть не упав при этом. Закричал, размахивая руками:

— Ой, беда! Меня одного бог спас, вывернулся… Ой, беда!..

— Да что, что, говори! — крикнули ему.

— Банда. Раненых убивают, сестричке вашей руки крутят!..

— Бегом, все за мной! — скомандовал Ференц.

Но Янош уже не слышал этой команды. Секундой раньше он схватил вожжи, вскочил на телегу, круто повернул коня, и тот рванул что есть мочи.

Едва удерживаясь на ногах в телеге, Янош не сразу заметил, что в нее успел вскочить еще кто-то.

— Скорее!.. Ради бога — скорее!

— Вы? — удивился он, увидев Прозорова.

— Скорее, скорее! Умоляю вас! — кричал Сергей. — Ведь там Оля, Оля! Какой ужас!

Не отвечая, Янош еще яростнее взмахнул концом вожжей, нахлестывая лошадь. «Только бы успеть! — билось у него в голове. — Только бы успеть!»

Винтовка, которую он успел закинуть за плечо, билась как бешеная, колотила его по боку, по ноге, надо бы забросить ее за спину, а то еще слетит… Но ни секунды, ни секунды промедления! Успеть к Ольге, к раненым, успеть помочь! Конечно, хорошо, что он теперь не один, все-таки — двое, Сергей тоже с винтовкой, следом бегут товарищи. Успеть бы, успеть!

Тряска телеги, храп коня в бешеной гонке, ветви бьют по плечам и лицу… Скоро ли, скоро ли, скоро ли? Какой-то ветвью сбило фуражку — черт с ней! Скорее!..

Гомбаш рывком осадил коня, бросил вожжи, соскочил. И остолбенел на мгновение.

Перед ним, поперек затравеневшей колеи, белел длинный измятый бинт. Он тянулся к голове распластанного поперек дороги человека в сбитой к поясу гимнастерке. Широко раскинув руки, он лежал вверх лицом, но лица, собственно, не было. Наискось рассеченное, все сплошь заплывшее кровью, оно являло собой жуткую маску.

С остановившимся сердцем Гомбаш бросил взгляд по сторонам. Еще несколько недвижных тел на дороге и возле, свороченная телега с обломанной оглоблей, рядом стоит лошадь, запутавшаяся в упряжи…

Он метнулся в одну сторону, в другую: «Олек! Олек!..»

Что-то торопливо говорил рядом Прозоров — Янош не разобрал. В голове билось только одно: «Олек! Олек!..»

Вдруг откуда-то издалека, из-за берез, донесся крик. Он звучал всего секунду-две, оборвавшись на самой высокой ноте, но Янош понял — это голос Ольги! Голос, полный отчаяния, боли, ужаса.