Вымышленные библиотеки

Именно поэтому я долго расспрашиваю Алессию Розитани Зукерт, которая вместе со своим мужем (правнуком Малапарте, сыном Лучии Ронки) распоряжается авторскими правами и наследием писателя, потому что понимаю – никто лучше них не знает этот автобиографический дом. Она рассказывает, что, когда Малапарте завещал дом правительству Мао, он знал – между Китаем и Италией не было дипломатических отношений: «Это был провокационный жест, направленный на оживление диалога между Востоком и Западом, он всегда выступал за свободу слова и открытость. Casa come me тоже это выражает».

Сами себя они определяют как «традиционную семью с католическими ценностями», которая, включая сына Томмазо, занимается сохранением наследия Малапарте. Вилла – существенная часть этого наследия: «Она очень хрупкая и ежедневно подвергается разрушающему действию моря, соли и непогоды. За ней нужен постоянный уход, поэтому нам помогает команда замечательных людей, все они – дети или внуки работников Курцио, как, например, сын его мебельщика». Они никогда не получали государственных денег на ремонт и содержание дома: «Мы молоды и можем работать, чтобы оплачивать наши расходы, деньги государства должны идти на больницы и нуждающимся».

Хотя это частная резиденция, а сама семья живет во Флоренции, здесь часто принимают писателей, переводчиков и архитекторов. Постоянно там проживают только горничные и собаки. Я рассказываю, что девятого июня, прогуливаясь по окрестностям и кадрам Годара, издалека видел в доме людей. И собачку. «Возможно, это был мой сын или наш переводчик на голландский, Ян Ван дер Хаар, и Стефани Ла Порте, которые работали на вилле. А собака могла быть черным датским догом по кличке Агата, или нашим любимцем золотистым ретривером Фебе, или Луной, нашей бедной сиротой, которую мы часто отправляем распугивать чаек, чтобы они не портили крышу».

Я спрашиваю, не встречались ли Малапарте и Неруда на Капри: «Не знаю, уточню в архивах». Полтора часа ожидания я брожу по улице Трагара в Google Maps и ищу собственного цифрового призрака, пролетающего над Casa come me, и новый поворот, который позволит мне закончить эти поиски и заметки.

«Я проверила с 48-го по 55-й год и нашла только одну статью, но очень интригующую», – читаю я, свернув 3D-изображение острова. Статья вышла в чилийской газете La Nación 25 сентября 1953 года, в день, когда Малапарте посетил Неруду в его доме в Сантьяго. Он очень подробно его описывает и заключает: «Здесь царит волшебная атмосфера: каждый предмет мебели – идол или фетиш».

Разговор на французском начинается в прихожей, продолжается в гостиной и в библиотеке, заканчивается в саду. Итальянского писателя приводит в восторг коллекция морских раковин в библиотеке: «Нет ничего, что давало бы лучшее представление о море, чем раковины. О море как об архитектуре, как о географии, как о родине», – пишет он и добавляет, что Неруда называет каждую ракушку по имени. Одна с Явы, другая из Мексики, эта с Цейлона, та из Вальпараисо: «С Капри, с Кубы, из пустыни Атакамы: все моря и все океаны мира в этих раковинах».

В этих домах в миниатюре.

В защиту книжных [34]

«Каждый раз, когда закрывается бар, навсегда теряются сто песен», – так начинался известный ролик кампании «Благословенные бары», которую Coca-Cola запустила в 2014 году в Испании. Сюжет взывал к эмоциям, которые связывают нас с этими заведениями, и задумывался как «вирусный». В тот год, впервые с начала экономического кризиса, открылось больше баров, чем закрылось. Почему такой же инициативы не последовало от издательств Planeta, RBA или Penguin Random House? Почему книжная индустрия не выступила в защиту книжных магазинов, «мест силы» для читателей? Испанский Amazon, который в октябре начал торговать продуктами питания, по-прежнему не публикует сведения об объемах своих продаж. В них, как я полагаю, кроется одна из причин, почему не была запущена кампания «Благословенные книжные».