Выносливость. Разум, тело и удивительно гибкие пределы человеческих возможностей

Задание поначалу казалось до смешного простым. Но секунды тянулись, стрелки продолжали появляться, сложнее не становилось. Однако вскоре я почувствовал желание заняться чем-то еще. Чем угодно. Мысли блуждали: я начал думать о том, какие вопросы хочу задать Маркоре и будет ли у меня время зайти в гостиницу до обеда. Вдруг прозвучал сигнал и экран загорелся красным: я нажал не ту кнопку. Я опомнился и снова сконцентрировался на экране. Через некоторое время мне показалось, что я уже достаточно времени потратил на это задание и пора переходить к следующему. Я спросил Стаиано, как долго я уже занят. «Пять минут, — ухмыльнулся он, — в исследованиях усталости мозга нужно выполнять задания по полтора часа». Внезапно я осознал, почему участники исследований Маркоры ненавидели ученого.

Эксперименты Маркоры финансирует Британский военный центр оборонных предприятий, и последние несколько лет он проводил эксперименты с различными протоколами тренировки выносливости мозга: от трех до пяти в неделю, от тридцати до шестидесяти минут за сеанс, сидя за компьютером или крутя педали велотренажера. Кроме мигающих стрелок, у него были и другие когнитивные задачи, связанные с фигурами и буквами. Поэтому, чтобы помочь мне подготовиться к весеннему марафону в Оттаве, мы с ним разработали цикл на 12 недель: пять дней в неделю я поочередно выполнял три различных когнитивных задания — стрелки, фигуры, буквы. Начинал с небольших сессий по пятнадцать минут, но если всё шло хорошо, то время увеличивалось до полутора часов. Вызывая поток нейромедиаторов, связанных с умственной усталостью, в частности торможением ответной реакции, мы надеялись, что мой мозг адаптируется к этим издевательствам, а мое сопротивление умственной усталости перерастет в способность поддерживать немного более быстрый темп при тех же усилиях.

Здесь я должен признать очевидное: у меня нет способа оценить, действительно ли тренировка мозга помогла мне пробежать марафон. По сути, это одна из причин, по которой я в качестве теста выбрал марафон — дистанцию, которую я никогда раньше не пробегал: чтобы избежать вводящих в заблуждение сравнений с предыдущими результатами. Я рассматривал свой эксперимент не как «исследование», а как возможность выяснить, что собой представляет тренировка выносливости мозга. Смогу ли я? Понравится ли мне? Будет ли сложно? Поэтому, когда я вернулся домой и начал готовиться к марафону, я постарался подавить свой скептицизм и следовать программе.

Это было непросто. Изначально я выполнял три разных задания поочередно пятиминутными блоками: я считал, что, часто меняя их, я буду меньше скучать. Но когда я решил спросить Маркору, прав ли я, используя такой подход, меня ждали плохие новости. «Скука важна для того, чтобы спровоцировать усталость мозга и, следовательно, эффект от тренировок, — ответил он. — Каждый раз выполняй одно задание, но трать на него больше времени». Через несколько недель я уже выполнял упражнения по тридцать минут. Иногда, следуя советам Маркоры, я шел бегать сразу после заданий, в состоянии умственной усталости. Результат был поразительно предсказуем: я чувствовал себя так, как будто бегал после напряженной работы или дня, проведенного в разъездах (именно поэтому один из практических советов Маркоры по включению тренировки мозга в ежедневный график заключался в том, чтобы ходить в спортзал после длинного рабочего дня, а не тренироваться на свежую голову). Дело было не столько в том, что я не мог бежать быстрее. Мне было тяжелее, чем обычно, и я не мог понять причину. Я проверял свой темп на бегу, понимая, что мне нужно ускориться, но почему-то не мог собраться с силами, чтобы сделать это.

За десять недель до марафона я показал на полумарафонской прикидке очень хорошее для себя время — 1:15. Я был доволен результатом, но не распределением усилий. Первые и последние 5 км были самыми быстрыми, а средние участки — самыми медленными. Провал концентрации напоминал мою борьбу в забегах на 5 км в период, когда я был на пике занятий бегом. Я запланировал следующую прикидку через четыре недели, при этом увеличив компьютерные тесты до 60, а затем и до 80 минут. Следующий полумарафон я пробежал чуть быстрее 1:13, и промежуточные отсечки свидетельствовали о том, что мне удалось поддерживать постоянный темп в середине забега, а последние километры были самыми медленными. Как ни странно, именно к такому замедлению в конце гонки я и стремился. Может быть (да, пока только «может быть»), сработала тренировка мозга.