Высматриватель

Так она читала по деревьям, а те стояли, загадочные, путали ветер, терпели дупла плюс птичья щекотка, и кто бы сказал, что у деревьев есть нервы? Никто бы так не сказал, но вот однажды они выстрелили в самое себя изнутри. Люди оглянулись, а деревья корявые стоят, и это ствол от внешнего мира. Решили так: случаи сумасшествия у деревьев. Дерево – это полный смысл. Книга – это первое сжатие, глупость – это второе. Когда-то ибога верила в лесников, ждала их. Они читали с помощью рук и знали сюжеты каждого дерева, способного превратиться в текст. Когда-то ибога ждала лесников, но лесники не пришли, и ей пришлось разбираться самой.

Она пыталась читать по деревьям, она читала по деревьям, но не улавливала смысл. Смысл – это недоступное для кого-то кто ибога. Девушка потягивает бровями, надеясь рассмотреть эту мысль, но она не даёт себя, скатывается в ощущение, и она гонится, пытается воссоздать, трётся о кору земли, земля как огромное круглое дерево, и она трётся об него – жить, превозмогая древесность. И размотать бы кулак. Сначала – кулак, потом – голову. Что-то из прошедших времён – тонкие хрустальные ценности, которые хранились в женщинах, ими передавались, через них росли, но потом женщина стала человек, и сразу же предельно упрощена, как кулак сжата. И что-то должно просочиться – сгусток и то, что выходило из людей, но теперь это была только слизь, и все они жили так – в огромном выделении новых времён. И броситься бы в самое будущее с вот этими кулаками стремлений, с этими криками, говорить: какая я скукоженная – как трещина, но полная версия прилагается, вот она прилагается, и надо только открыть...

Так она могла бы сказать, но вместо этого снова легла, как подарок для смерти, легла, чтобы проверить собой – тем, что она никак не могла осознать.

*******

Все подходили к своим местам, туда, где они будут находиться, когда начнётся спектакль, когда событие будет запущено. И Гюн не должен был опоздать. Вот что он теперь сделал: поставил себя как приманку, и где-то шорох в кустах, где-то угроза – там готовился к прыжку социум, тот самый хищник, что выедал личность до человека, оставляя паразитирующую тварь, и Гюн стоял там прямо на видном месте, с оборванным мясом, стоял, предоставляя себя на обед, и каждый раз новый кусок отрывался – боль, и на месте оторванного куска вырастала заплатка из ничего. Как он хотел дойти до этого состояния, глубоко человеческого, ему надо было дойти, чтобы увидеть масштабы слепоты, которая их поразила.

И предел был совсем уже рядом. Гюн чувствовал, как его запасные жизни исчерпывались – пачка жизней, которые он создавал для каждого вопроса, чтобы «не показывать на себе». Открытая возможность уже поехала, начала закрываться, необходим был решающий шаг, и чтобы его угадать, он беспрерывно шагал. С утра пошёл бродить и к вечеру перебродил все улицы, набрал ведро плача и оказался в каком-то квартале, где были разбросаны светильни – на случай, если ночью кому-то потребуется свет, лунные парки и дома иллюминаций, и можно было надевать неоновые ободки, как бы выступая в роли ангелов. Так он старался перебродить, а потом снова приходило утро, и он шёл познавать эпоху перевёрнутого рассвета, и на ступенях его познания пел хор ярко-золотых. Некоторые люди умели создавать через горло, как новое искусство: выпевание города и ракет, зданий и причудливых кораблей, целые планеты удавалось выпевать. Это было его любимое место в городе – дом, где играли на органе и пел хор. Все остальные он сразу же забывал и никогда не возвращался туда, ведь города создавались как воплощение чужого, чтобы люди приезжали и, как в гостях, никакого свыкания.

Гюн стоял перед домом и слушал этот хор ярко-золотых, но что-то постоянно гудело – мимо носились фургоны с событиями, и это мешало, но этого нельзя было избежать. События играли важную роль в жизни людей: их перекупали, их дарили, запасались ими впрок, события стали товарами. Редко где события происходили сами по себе: их производили как вещи, шили, строили, выдували как вазы, вытаскивали из идей. Событие – это было такое вибрирующее существо, одушевляемое с помощью эмоций; событиями спекулировали, продавали их на чёрном символическом рынке – события и некачественный свет, в них содержащийся, и люди продолжали пропускать через себя все эти события, как мешки сыпучего корма, вылепленного по формам вымершей природной еды, и люди старались показывать себя живыми, они как бы говорили: вот, можете убедиться, я в полном порядке, можете убедиться…