Высматриватель

Фургон проскочил очень близко от его ноги, и Гюн еле успел отскочить, но оттуда даже не извинились, только кинули событийную газету, он раскрыл на любой полосе – и, конечно же, рубрика «Происшествия»: какой-то человек украл контейнер событий и попытался вывезти в далёкие города, но на границе его остановили, спрашивали о накладной, просили документы, но у него не было никакой накладной, и тогда он достал налáжную и попытался наладить отношения, но у него не приняли этот документ, и он ухитрился бежать, но его поймали и хотели отобрать гордость, но он сказал, что это раньше уже сделали, крутнулся вокруг своей оси и сам превратился в событие. Его уложили в контейнер вместе с другими товарами и повезли обратно в город… Такие у них были новости. Гюн аккуратно вбросил газету в ближайший фургон и продолжал путешествие.

Теперь реальность делили на события, а что было раньше? На эту тему он и размышлял. Если сейчас кусочки откалывались каждый день, то раньше отваливались большие куски – война, например, как они раскидывали взрывы по палкам, и люди бежали, плюя этими взрывами, как что-то страшное, а теперь: подумаешь, ерунда, чья-то мораль отрублена, болтается, но кому это страшное? Никому это не страшное. Живут как розовая пелена для самих себя, и даже голода не боятся: давно забыли, как они боялись голода. И света такого не найти, хотя кто-то скучает, и вживление света – модная операция, тренинги, теория, потом – практические занятия, и на выходе вы наивный как феечка, добрый и смелый – так об этом принято говорить… Как изменилось мерцание? Померкло – по меркам: меркантильный.

Он шёл по улице, и на него наваливались события, вертелись люди, промазавшие мимо контейнера. Первым встретился человек с липовыми историями, и сразу же хотелось заварить, но ему негде было заварить, и он ушёл в переулок, а там что-то жёлтое сидело, мужское, пернатое – канареец, на нём хоронился мёртвый пот, а вместо рта на лице специальная дырь, куда он забрасывал окружающую среду, желая приобщиться, кто вы такое, интересовался Гюн, я – поставщик поломок, сообщил канареец, расстегнул куртку и вытащил дешёвую пластиковую душу. Хотите? недорого, уточнил, и Гюн уходил от него большими шагами, будучи поражён, а где-то справа от него вставала жёлтая копия мира.

Потом ещё встретились раненые, они что-то делали у себя на голове, что-то давили, Гюн присмотрелся и увидел, что это мозговик. И зачем они давят его, этот мозговик?! Он начал оттаскивать их, кричал: не надо его давить, это же то, что вас определяет, но они продолжали давить, а потом это лопнуло, и тогда они лопнули со смеху, глупенькие, добились своего. А Гюн стоял, забрызганный чужими мозгами, и все не мог навести себя на какой-то объект, цели сбивались, пораженные случайными картинками, и снова он забывал, куда идёт, но потом что-то проявлялось, и он бежал как по верёвочке, мысли собирал в кулачок и грел их, мысли становились горячие, животрепещущие, и он бы уже пришёл, но эта непогода – шум, и как туманы вставали ненужные новости, события, объекты.

Так он уходил, но далеко уйти не удалось – он столкнулся с истерикой: на улице женщина, вытащив карманный крик, показывала его остальным, и все с любопытством рассматривали, выворачивали свои карманы, и там тоже кое-что находилось, и они показывали – много крика, крик, как человек, разросшийся до самого пространства. И Гюн заслонил руками глаза, чтобы не видеть этого звука. Вспомнил, где переулок снежок, тоненький, как раннее утро, потом был опрятный проезд, и он бы вернулся в каузомерное, но шли постоянные помехи, его отшвыривало и возвращало назад, и снова эти нечеловеческие образы… На углу крутился подкорковый ганглий, местные маргиналы, они говорили: мы читаем через собственный организм, всем своим телом, всей своей жизнью всё время читаем. Их знаменитые войны за объекты «первого взгляда» могли бы собирать аудиторию, хоть это были инертные войны, где проигравший в худшем случае отдавал своего стрекача, а в обычном случае просто ходил смотреть на витрину лавки морепродуктов, где зимовали раки и шли постановочные снега.