Высокая кухня

Оттавия,

я никогда не думал, что буду жить в Риме, что останусь в своем родном городе после того, как повзрослею. До встречи с тобой я планировал податься на постдок[24] за границей. Но я влюбился в тебя, девушку с рестораном. Я хотел стать ученым, но моей первой находкой оказалась ты. Поэтому я остался. Если бы не ты, я бы жил за границей все эти годы. Просто хочу сказать, что мне тоже пришлось кое-чем пожертвовать ради нас. У меня тоже жизнь сложилась не совсем так, как я себе представлял. Я хотел преподавать в Беркли, в Париже, в Кембридже – вот о чем я мечтал, но я оставил свои мечты ради твоих. Без тебя я, возможно, стал бы тем самым парнем, который пишет биографии со своей женой в четыре руки, как мои родители. Размышляя о браке, о своем будущем, я видел себя в каких-то таких отношениях. Я не думал, что буду почти каждый день коротать вечера в компании трех маленьких детей, потому что моей спутницей жизни станет амбициозная владелица ресторана. Иногда я ненавижу тебя за эту силу, за то, что ты воспринимаешь ее как должное, ненавижу твою легкость и уверенность в себе, и каждый раз, когда я случайно вижу Кассио на другом конце улицы, я украдкой рассматриваю его и размышляю: не знаю, что связывает вас двоих, но я это чувствую, как будто нащупываю след, по которому все равно не смогу пойти. Я счастлив всем, что могу сделать для тебя, что могу предложить тебе и что предлагаю, – мне кажется, это что-то хорошее. Той девочке с толстой книжкой в руках суждено было разделить жизнь именно со мной, быть вместе и в горе, и в радости. Ты не из тех, кто держит мужчину на коротком поводке, в этом я ни секунды не сомневаюсь, ты создана для того, кто предоставит тебе полную свободу, настоящую свободу, иногда даже против твоей воли. На днях я перечитывал Джона Фанте – искал фразу, которую отметил себе когда-то давно: там, где Бандини безумно влюблен в Камиллу Лопес, но она предпочитает ему омерзительного официанта, больного туберкулезом, и наш герой не находит объяснения, почему ей нравится именно этот человек, он пишет, страдая от абсолютного непонимания: его королева хочет быть рабыней – иногда я тоже об этом думаю, глядя, с каким упрямством ты продолжаешь идти вперед, и в эти моменты мне хочется напомнить тебе, что ты королева и совершенно точно, ни в коем случае не рабыня, даже самой себе не рабыня, Оттавия. Думаю, ты постоянно колеблешься между тем, чтобы идти в ногу со всеми, и тем, чтобы раствориться в безумном мире кулинарии, одиночества и адреналина, ты как та прибрежная дорога, по которой мы ехали однажды на Сардинии, – никогда не забуду: с одной стороны дикий пейзаж, дюна, по которой гуляет ветер, бескрайнее море, а с другой – дорога, военный полигон с подстриженной травой и несколько разрозненных квадратных зданий, и я все думал: «Что же это мне напоминает?» Так вот, это была ты, Оттавия. В тот день мы оказались прямо внутри твоей головы. Твои дикость и благоразумие, безрассудство и самодисциплина, горячее тело и холодная голова – всегда начеку, как заряженное оружие, и ты сама всегда ровно посередине, идешь по полосе асфальта в своих солнечных очках, такая, какая есть. Проходя мимо твоего ресторана, я иногда вижу тебя в окне: ты как будто танцуешь одна с закрытыми глазами, кажется, вот она, настоящая ты, предстаешь во всей своей красе, хотя я-то знаю, что это не так, я ведь живу с тобой, и когда ты дома, когда читаешь с детьми – это тоже настоящая ты, ничуть не меньше, когда ты смываешь макияж, ходишь на рынок, возвращаешься домой с корзинкой, полной цветов, приносишь мне кофе в кабинет, когда я работаю, в эти моменты ты совсем другой человек, до странности ласковая, прирученная, и тем не менее это тоже ты – совсем не прирученная в постели, хотя, может быть, это просто иная форма прирученности, так или иначе в постели со мной тоже настоящая ты, абсолютно настоящая, в постели ты переплавляешь адреналин и одиночество, словно алхимик в нагретом тигле, ты избавляешься от всех своих качеств и ничто больше не обременяет тебя, ты становишься животным в хорошем смысле этого слова, и вот, когда я сомневаюсь, что вообще могу тебе что-то дать, когда твоя независимость бьет по мне с размаху, словно перед моим носом захлопывается дверь, я мысленно возвращаюсь к этой картине, я представляю тебя в постели, когда ты, не отрываясь, смотришь мне в глаза, пока я изо всех сил пытаюсь доставить тебе удовольствие, в твоем взгляде и вызов, и страх, и мольба, и огонь, и тогда я понимаю, почему я остался, понимаю, почему я остался в Риме, Оттавия Сельваджо.

Артуро