Взгляд Драматурга

Чармы связывали с фетчами, но в то же времяявлялись нашей слабостью.Без—было сложно дозваться попутчика, с—мы становились отчаянно уязвимыми для их влияния.

Если я пресеку связь Петера с чармом,фетчу придется отступить.

Мне нужно просто разорвать одну нить. Всего…одну…нить.

Мой фетч опять сшибся с фетчем Петера. Он шипел и плевался, досадуя, что из-за моих амулетов не дерется в полную силу. Два дара завибрировали на леске сияющими сферами, толкаясь.Меня спасало лишь то, что Петеркатался со старшим инспекторомпо мелководью и не мог полностью на мнесосредоточиться.

А я вливала и вливала в удар всё, что у меня было. Да, я слабее, зато мне не застилает глаза сумасшествие фетча. Понадобится лишь один правильный импульс…

Я приказала своему фетчумедленно отступать к рукояти. Он неохотно послушался.

Теперь…Чуть-чуть…

От натиска Петера меня закачало—именно в этот момент я вложила всю накопленную силу в один удар и рассекла нить у самогоклинка.

Энергия резинкой ударила по владельцу. Собственная мощь оглушила Петера подобно пойманному лбом бумерангу.Он закатил глаза и обмяк в хватке Винсента.

Старший инспектор с матами выдернул его из воды и потащил к берегу. Там положил на песок, выжал полы плаща, осмотрел мокрую одежду и скривился. Потом перевел взгляд на меня и, помолчав, недовольно бросил:

—Спасибо.

Я изможденно кивнула, не находясил встать и пытаясь вернуться к обычному зрению. Взгляд никак не фокусировался, цвета приходили вспышками, постепенно. Кровь бежалапо щеке, капая с подбородка на воротник кардигана. Старуха-мигрень бесновалась рядом,стучакогтистыми пальцамимне по черепу, словно кто-то установил между ушами микропианино.

Тварь…

Я опустила глаза на нож в своих руках и нахмурилась. Было в нем что-то странное…

Тошнота не дала додумать мысль. Меня вырвало: остаки виски, слюна, желчь. Живот скручивал спазм за спазмом, из покрасневших глаз текли слезы.

Старуха-мигрень расхохоталась, любуясь, как я пытаюсь справиться со сдавшимся организмом.

—Мда-а… —протянул Винсент.

Со стороны набережной донеслась сирена машины ГБР.

***

Редакция «Вестника Никта-Эреба», половина шестого утра.

— Шеф! Номер еще не в печати? У меня новость, как раз для разворота!

— Ммм?..

— Только взгляните на фото! Старшего инспектора вы знаете. А вот это — новенькая вирд Контроля... Взяли одержимого по горяченькому!

— Тысяча ночей! Мне нужны подробности!

Глава 6. Ножи и утренняя газета

Ароматсвежесваренного кофе— отличное начало дня. Если толькоты провеланочь в постели, а не гоняясь за одержимыми вирдамиподручку со старухой-мигренью. И если этотаромат кофене сопровождает чарующий голос Винсента Фалька.

— Мисс Спящая Красавица-а…

Я приоткрыла глаза. Старший инспектор стоял надо мной с кружкой в руке.

— М-м-м… Что у меня е-есть…

Я села на диване и молча протянула руку.

Смерив меня странным взглядом, Винсент отдал кружку. На миг показалось:по его лицупромчалась теньсочувствия. Однако жаждавпрыснуть кофеин вкровь была сильнее, чем профессиональная привычка отмечать чужие эмоции иискать их причины.

Я залезла в карман за обезболивающим, выдавила в рот две капсулы и запила несколькими большими глотками. Крепкийгорячийнапиток стек в пустой желудок.Тотсодрогнулся в спазме.

—И давно вы на этом сидите? — Винсентбрезгливо взялдвумя пальцами полупустой пластик «реливона».

— Всю жизнь, — я выхватила у него таблетки и вернула в карман. — Не метадон же.

— Как вы не сдохли.

— Давайте, скажите, что вирды — поголовно торчки, — залпом допив кофеи бросив кружку на журнальном столике у дивана, я обхватила голову руками и кончиками пальцев левой руки неуверенно потрогала скулу.Поморщилась.Щеку саднило.

Явспомниларжавый штырь.

— Кажется, доктор Кирс промывалмне рану…

—Два шва, — сухо ответил старший инспектор.—Лорелоченьрадовался, что пациентка доехала к нему еще живой. Ну… Пока вынаглухоне вырубились прямо на каталке, мимикрировав под егообычную клиентуру.

— Что с Шиском?

— А я думал — потребуете зеркальце, — Винсент упал рядом со мной на диван,бросивна стол два пакета из плотного прозрачного пластика, помеченные наклейками с номером дела.

В первомлежал старинный кинжал с потертойрезнойрукоятью и потемневшим от времени лезвием. Он почудился мне смутно знакомым, но я скорее догадалась, чем вспомнила клинок, который сопровождал Петера на берегу.

Во втором находился перочинный нож,замеченный мной в антикварной лавке. Практичный удобный инструментдля повседневного использования: вскрыть письмо, подрезать веревку,разрубить яблоко или булку.

Кинжал явно относился к антиквариату, а нож был из числа личных вещей.

Я нахмурилась. Рука дернулась к чарму на шее и замерла в паре миллиметров.