Маленькая трудолюбивая «пчелка», покачиваясь над лесом, быстро доставила Андрея в городок, где располагался штаб. По знакомой улице прошел он в госпиталь, но в приемной сказали, что место в палате для обследования освободится лишь к пяти часам вечера и он может использовать свободное время как ему заблагорассудится. Андрей пожал плечами и, оставив в приемном отделении маленький чемоданчик, вышел. Шиферные крыши одноэтажных домиков, мостовые и тротуары заливало осеннее солнце. По специально отгороженным велосипедным дорожкам вдоль тротуаров мчались мальчишки в шортах и джинсах, степенно ехали почтенные фрау с кошелками, наполненными продуктами. Пройдя мимо залитого солнцем памятника Ленину, сам того не заметив, Андрей свернул на улицу, ведущую к штабу, и пошел по той самой стороне, на которую выходили окна особняка, где размещался командующий. Он подошел к знакомым решетчатым воротам и вдруг встретился с адъютантом генерала Баталова майором Староконем. На загорелом, покрытом морщинками лице майора расцвела широченная улыбка.
— Сынку, какими ветрами в наши края? — почти закричал Староконь, тиская Андрея в объятиях. — На обследование? Ну что же, и это гарно, бо настоящему летуну завсегда за своим здоровьем треба следить. Говоришь, до пяти свободен? Тогда топай зараз вместе со мной в штаб. Командующий будет весьма рад тебя видеть. Вин хочет Аркашке магнитофон послать, чтобы вы там на досуге записи могли крутить. А как там наш Аркашка живет-может?
— Летает, старается, — сдержанно ответил Беломестнов.
— Ну и добре, — рассудил Староконь. — А наш Антон Федосеевич зараз к партактиву доклад готовит о боевых традициях и до двух дня велел никого не принимать. Однако ты, как говорится, не в счет.
Когда они очутились в пустой приемной, Староконь всего на минуту забежал в генеральский кабинет и, выйдя оттуда, добродушно сказал:
— Валяй, генерал тебя ждет.
Беломестнов раскрыл две обитые коричневой кожей двери и очутился в просторном кабинете. Вдоль стен стояли застекленные шкафы, на полках которых Андрей увидел подарки французских, немецких и польских летчиков, преподнесенные в разное время Баталову, бюст Гагарина и большой глобус. По длинной ковровой дорожке, пересекавшей кабинет, он подошел к письменному столу.
Генерал листал обернутую целлофаном потускневшую от времени летную книжку. Лицо у него было усталое, чуть отечное, а выражение глаз за стеклами очков невозможно было уловить, но оно, вероятно, было добрым, потому что, подняв глаза, он ровным голосом проговорил:
— Это ты, Андрей? Садись поближе. Рад тебя видеть. Только извини меня, дружок. Мне сейчас надо на несколько минут на КДП 2 забежать, а чтобы не было тебе скучно, полистай вот эту летную книжечку, где почти вся моя фронтовая биография записана.
Беломестнов взял летную книжку и, оставшись в одиночестве, погрузился в чтение. Одну за другой переворачивал он страницы, коим было уже более четверти века, читал записи о воздушных боях и победах, одержанных Антоном Федосеевичем Баталовым. Записи были весьма кратки, но Андрей, сам летчик-истребитель, представлял происходившее и, казалось, видел грозное небо войны и трассы, рвущие это небо. И вдруг он натолкнулся на запись, от которой побледнел и вздрогнул. Беломестнов прочел ее до конца и, не веря, опять возвратился к первой строчке:
«8 апреля 1945 года.
В период с 8.00 до 9.30 совершен полет на разведку и фотографирование южной оконечности фашистской обороны в районе Зееловских высот в составе пары «Ла-5» (ведущий пары подполковник Беломестнов А. Н.). Задание выполнено, разведданные доставлены в штаб фронта. Огнем ЗА в полете был сбит самолет подполковника Беломестнова, который приземлился, не выпуская шасси, в семи — десяти километрах от юго-западной окраины Франкфурта-на-Одере. Баталов доложил, что видел, как из кабины «лавочкина» вылез Беломестнов. К месту вынужденной посадки подполковника Беломестнова была послана четверка истребителей, но у разбитого самолета его уже не обнаружили».