Взрослые в доме. Неравная борьба с европейским «глубинным государством»

Циник заметил бы, что доктор Шойбле вел какую-то крупную игру – что, как он сам сообщил на конференции МВФ, заставив возмутиться Мишеля Сапена, и как он говорил мне перед заседанием Еврогруппы 11 мая, «Грексит» для него был не более чем инструментом, с помощью которого он пытался воплотить на практике свое видение сократившейся в размерах, но более дисциплинированной еврозоны, где «Тройка» прочно утвердилась бы в Париже. Пожалуй, этот циник был бы во многом прав^[299]. Вот только это не конец истории. Когда я уходил от Вольфганга в тот день, то оставлял позади не диктатора-макиавеллиста; я оставлял человека с разбитым сердцем: пускай этот человек считался едва ли не наиболее могущественным в Европе, он сознавал, что лишен возможности сделать то, что казалось ему правильным. Великие трагики не зря внушали нам, что ничто на свете не причиняет мук сильнее, нежели сочетание высшей власти и полного бессилия.

Перед тем как покинуть кабинет Вольфганга, я взял шоколадные евро и положил их во внутренний карман пиджака. Мы попрощались. Я спустился на лифте на первый этаж и вышел на улицу под лучи солнца. Садясь в ожидавший нас автомобиль, я бросил взгляд на окна кабинета Вольфганга – и сам удивился, ощутив странную печаль, которую вызвало у меня воспоминание о понуром облике Шойбле. Позже в тот же день мне довелось выступать с речью в берлинском соборе. Кто из восторженной толпы, что внимала мне тем вечером, поверил бы в искренность этих моих чувств?^[300] К тому времени, когда мы доехали до собора, шоколадные евро в кармане расплавились. Недатированное прошение об отставке, по-прежнему лежавшее в том же кармане, оказалось испачкано шоколадом.

Война моделей

В «Ощущении Армагеддона»^[301], двадцать третьем эпизоде из первого сезона телевизионного сериала «Звездный путь», вышедшего в эфир в 1967 году, рассказывается история пятивековой войны между двумя планетами, Эминьяр и Вендикар. Чтобы сократить экономические издержки войны, враждующие стороны достигли любопытной договоренности. Вместо того, чтобы стрелять друг в друга настоящими ракетами, они согласились продолжить конфликт в цифровой среде компьютерных моделей, где атаки друг на друга имитировались пусками ракет на основе моделей, составленных по предыдущим нападениям. Материального ущерба не наносилось, зато людские потери были вполне реальны, поскольку соглашение дополнительно обязывало каждую сторону направлять в специально созданные «дезинтеграционные палаты» то количество людей, которое, согласно моделированию, было бы уничтожено при фактической атаке.

В ходе переговоров с «Тройкой» вспыхнула аналогичная «война моделей» с реальными потерями среди греческого народа. Например, всякий раз, когда я доказывал, что для экономики, чье состояние омрачено бедностью населения и повальным уклонением от уплаты налогов, наилучший способ увеличить доходы государства от НДС и корпоративного налога состоит в снижении НДС и ставки корпоративного налога, «Тройка» возражала, что их компьютерные модели показывают обратное: лишь за счет увеличения ставок НДС и корпоративного налога налоговые поступления в бюджет вырастут. Совет экономических консультантов моего министерства во главе с Йоргосом Хулиаракисом использовал те же модели, чтобы подкрепить схожие аргументы в пользу политики жесткой экономии. Однажды, возмущенный и не верящий своим ушам, я потребовал, чтобы мне предъявили эти модели. В ответ я услышал, что такие модели чрезмерно сложны для понимания, но я не отступался – и напомнил, что в «прошлой», доминистерской жизни был эконометристом.

Одного взгляда на модели хватило, чтобы я понял, почему мне не хотели их показывать. В основу моделирования был положен кошмар въедливого экономиста – глупая, даже откровенно нелепая гипотеза, будто рост цен (например, в связи с увеличением НДС) не ведет к снижению объемов продаж, а повышение ставок корпоративного налога всегда оборачивается ростом собираемости налогов с бизнеса. Эти модели не предусматривали никакой «ценовой эластичности», если воспользоваться техническим термином для характеристики данной ошибки. Насколько мне известно, ни один здравомыслящий экономист не скажет, что повышение цен, каким бы крутым оно ни было, не влияет на продажи. Или, наоборот, что падение цен никогда не стимулирует продажи. Или что повышение ставок корпоративного налога всегда ведет к тому, что корпорации начинают отчислять государству больше. Но «Тройка», мой совет экономических консультантов и уважаемая финансовая пресса – даже те, кто отказывался одобрять более высокие налоговые ставки для Греции, – имплицитно поддерживали именно этот экономический идиотизм, защищая правильность моделей от моих «нападок».