Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы (полная версия)

(Создано множество портретов Пушкина – а на коне, в черкесском костюме и с пистолетом, в цепи солдат – нет; а нужен.)

М.И.Пущин писал, что первый вопрос Пушкина, прибывшего в действующую армию, был: «Где турки, увижу ли я их, я говорю о тех турках, которые бросаются с криком и оружием в руках. Дай мне, пожалуйста, видеть то, за чем сюда с такими препятствиями приехал!»

«Ещё мы не кончили обеда, – вспоминает Пущин, – как пришли сказать, что неприятель показался у аванпостов. Все мы бросились к лошадям, с утра осёдланным… Не успел я выехать, как уже попал в схватку казаков с наездниками турецкими, и тут же встречаю Семичева, который спрашивает меня: не видал ли я Пушкина? Вместе с ним мы поскакали его искать и нашли отделившегося от фланкирующих драгун, скачущего с саблею наголо против турок, на него летящих. Приближение наше, а за нами улан с Юзефовичем, скакавшим нас выручать, заставило турок в этом пункте удалиться…»

Сам Пушкин писал в «Путешествии в Арзрум»: «Лагерная жизнь очень мне нравилась. Пушка подымала нас на заре. Сон в палатке удивительно здоров… Около шестого часу… войска получили приказ идти на неприятеля… Турки бежали… Первые в преследовании были наши татарские полки, коих лошади отличаются быстротою и силою. Лошадь моя, закусив повода, от них не отставала; я насилу мог её сдержать. Она остановилась перед трупом молодого турка, лежавшим поперёк дороги… Чалма его валялась в пыли; обритый затылок прострелен был пулею. Я поехал шагом…»

«Перестрелка 14 июня 1829 года, – писал Н.И.Ушаков, – замечательна потому, что в ней участвовал славный наш поэт А.С.Пушкин… Когда войска, совершив трудный переход, отдыхали в долине Инжа-Су, неприятель внезапно атаковал передовую цепь нашу. Поэт… услышав около себя столь близкие звуки войны, не мог не уступить чувству энтузиазма… Он тотчас выскочил из ставки, сел на лошадь и мгновенно очутился на аванпостах. Опытный майор Семичев… едва настигнул его и вывел насильно из передовой цепи казаков в ту минуту, когда Пушкин, одушевлённый отвагою… схватив пику после одного из убитых казаков, устремился против неприятельских всадников. Можно поверить, что донцы наши были чрезвычайно изумлены, увидев перед собою незнакомого героя в круглой шляпе и в бурке…»

Пушкин упросил офицера М.В.Юзефовича доставить его в место артиллерийской перестрелки – и был там. Одно из ядер упало совсем близко; Пушкин остался совершенно спокоен.

Уже позже, в письме А.Х.Бенкендорфу, Пушкин напишет: «…Я проделал кампанию в качестве не то солдата, не то путешественника». Мы, всё взвесив, скажем: нет, всё-таки в качестве солдата.

Пушкин прицельно стрелял по туркам из ружья, ещё несколько раз порывался атаковать неприятеля то с драгунами, то с казаками, и удержать его было всё сложней; в конце концов дело дошло до того, что главнокомандующий генерал-фельдмаршал

Иван Фёдорович Паскевич отругал Пушкина, сказав, что жизнь его дорога России, и негоже так себя вести…

Вспылив, Пушкин оставил военный лагерь.

Он возвратился из армии в Тифлис 1 августа, 8 августа оттуда выехал и 10-го был во Владикавказе.

6 или 7 августа Пушкин и Бестужев проехали мимо друг друга.

Знаменательно, что ещё по дороге на войну Пушкин встретил повозку с телом убитого в Персии Александра Грибоедова: по крайней мере, сам он писал об этом.

Такое ощущение, что это не огромная Россия, а скученное селение с несколькими, всем известными перепутьями, где один поэт, по дороге в южную сторону, встречает другого, мёртвого, а на обратном пути едва не встречает – третьего, ещё живого.

В Тифлисе Бестужев нашёл своих братьев – Петрушу, раненного в руку, и Павла. Встрече все были рады, но селиться вместе с ними не стал – снял себе саклю. Портной сшил ему солдатский мундир – собственного фасона, из тончайшего сукна.

Он был определён рядовым 41-го егерского полка, стоящего под Арзрумом.

С этого времени начинается другая его история: он и так был весьма знаменитой личностью – дуэлянт, издатель «Полярной звезды», декабрист, ссыльный, литератор, – но на Кавказе станет легендой.

…С войной, впрочем, поначалу не заладилось: войска Паскевича подступали к Арзруму, а Бестужева в Тифлисе свалила лихорадка. Лежал в жару, с высокой температурой; но, узнав, что готовится экспедиция к городу Байбурту, – побрёл в штаб, умолил его взять.

28 сентября отряд Паскевича подступил к городу. В Арзруме сидел Осман-паша со значительным гарнизоном. Перед штурмом обстреляли город мортирами. Там начались пожары.

Полдень – в атаку. Бестужев бежал в рядах стрелков. Под пулями достиг крепостной стены – подпрыгнул, перевалился: ага, мы здесь.

Он был третьим русским, ворвавшимся в город: это отмечено в документах.

Рукопашная схватка, крики, выстрелы, лужи крови, и вот – первая победа.

Выяснилось, что он силён, стремителен, меток, выдержан. Что именно на войне Бестужев чувствует себя просто отлично. Оказалось, что его мир – это не участие в заговоре и не дуэльные истории, не дамы и не девки, не каторга и не якутское поселение; его мир – война.

Даже лихорадка прошла.