Wo alle Strassen enden (СИ)

— Тебе не нравилось? — Готтфрид заключил ее в кольцо рук и не собирался отпускать вовсе.

— Почему? Очень нравилось… Просто тогда… Тогда казалось, что врачи и медсестры нужнее… А потом… — она вздохнула. — Потом… Потом всех непартийных выгнали. Я даже степени бакалавра не получила, — горько проговорила она. — Сказали, высшее образование и для партийных роскошь и излишество, если речь не идет о гениальных ученых. А уж нам-то — и подавно.

Готтфрид чувствовал, что хочет спать, но он отчаянно не желал торопить Марию: когда еще она поведает ему собственную историю? В конце концов, о зараженных он может спросить в любой момент.

— Потом опять скиталась. То театр, то варьете. Сам понимаешь — ни Филармония, ни Опера, ни даже Оперетта для меня, беспартийной недоучки… Пока не приехала сюда. Барвиг не требовал ничего, кроме пения. Он вообще в этом плане очень чистоплотен. Ни я, ни официантки — мы не обременены тем, что здесь принято называть “дополнительными обязанностями”. Но люди здесь бывают разные. “Цветок Эдельвейса” и горел, и газ ядовитый сюда пытались запустить.

— “Цветок Эдельвейса”?

— Да, так называется наш бар, если ты не знал, — Мария засмеялась. — Я говорила Барвигу, что пора сменить вывеску, но он все упрямится.

— Но почему так?

— Символ мужества, благородства. Знаете, чтобы выжить здесь со своим баром, Барвигу и правда нужно немало мужества. И сохранить те порядки, которые вы наблюдаете. Большая часть наших официанток достаточно пострадала от произвола партийцев и беспредела разбойников с нижних слоев. Барвиг никому не отказывает в помощи.

— Поэтому Магдалина такая…

— Поэтому, — кивнула Мария. — Она временами совершенно не осознает опасности, живет в своем мире. А иногда замыкается в себе. И у нее очень, очень старомодные идеалы. Ее воспитывал отец, а росла она в одном из трудовых лагерей. Я, честно говоря, не знаю всей ее истории. Я не уверена, что она сама ее знает, — Мария горько вздохнула и крепче обняла Готтфрида.

Готтфрид плотнее прижал ее в себе и, словно бы неохотно, расцепил руки и принялся блуждать ладонями по прикрытой тончайшим шелком спине.

— В общем, Барвиг принял на работу и их. Их стала разъедать радиация. Не так, как тех, кто совсем внизу. Они почти нормальные, только кожа будто воспаленная. Часть из них не сошлась со своими же — эти более мирные и не жаждут разорвать любого в форме голыми руками. Но, разумеется, мы все об этом молчим. Нам запрещено…

Готтфрид ничего не ответил. Он не хотел тревожить Марию, потому что был уверен в том, что Штайнбреннер точно не оставит без внимания то, что здесь работали зараженные. И точно сделает так, чтобы Барвиг поплатился за свою доброту.

========== Глава 11 ==========

— Капут тебе, Готтфрид, — покачал головой Алоиз, услышав от друга пересказ истории про драку с Штайнбреннером и местных вышибал. — Мало того, что ты выглядишь, как распоследний забулдыга…

— Неправда, — возразил Готтфрид, выруливая на подъем. — Я прилично одет, мои сапоги начищены до блеска, волосы вымыты и аккуратно подстрижены, и я гладко выбрит! А бланш…

Утро, как назло, было теплым и солнечным, так что их тут же остановил первый же патруль.

— Арбайтсляйтер Веберн, — патрульный вернул Готтфриду водительскую книжку. — Извольте объясниться, что с вами произошло.

— Многоуважаемый херр инспектор, — Готтфрид говорил крайне вежливо и надеялся, что ему удастся не скатиться в заискивающее подобострастие. — Я всенепременно напишу объяснительную, как только доберусь до работы. Бытовой инцидент, не стоящий внимания, я уверяю вас…

— Я запишу ваш чин, фамилию и номерной знак, — пообещал полицейский. — И вечером проверю, что объяснение внесено в систему. Если нет — вас вызовут в полицейское управление повесткой, арбайтсляйтер Веберн. Всего хорошего! — полицейский козырнул.

— Вот прикопались, — прошипел Готтфрид.

— Сдай им эту холеную свинью с потрохами? — предложил Алоиз. — Твоей-то вины нет, он тебя первый ударил.

— Так-то оно так… Слушай, ну это все в задницу, а? Лучше расскажи, что там Магдалина?

Готтфрид слушал вполуха и все больше приходил к выводу, что девчонка и правда умом тронулась. А ведь сначала показалась нормальной, веселой… Ну а что Алоиза долго на расстоянии держала — так кто ее знает, что у нее там на уме.

— А ведь похоже, что этот гад и правда ей в сердце запал, — вздохнул Алоиз.

— Ну так исправь ситуацию, если оно тебе надо! Подари ей что-нибудь, пригласи на свидание. Тьфу, ты вдумайся только — я, я! Я тебя чему-то учу! Ну, смех, да и только! — Готтфрид покачал головой.

— Что-то ты, брат, непоследователен, — усмехнулся Алоиз. — Вчера она была для тебя вероломной шлюхой.

— Это был поспешный вывод!

Они вышли из флюквагена на площадку. У проходной мрачно хромал Штайнбреннер, а около их ворот стояло еще двое партийцев.

— Арбайтсляйтер Веберн? — на него в упор посмотрел совсем молодой незнакомый партиец. — Вам необходимо подойти к… — он сунул нос в журнал, лежавший на проходной. — К хауптберайхсляйтеру Малеру.

— Так точно, — выдохнул Готтфрид.