Читаем З часів неволі. Сосновка-7 полностью

Якось днями Арсенові приснився дивний сон. Ніби темне без жодної зірочки небо. І ця чорнота близько-близько перед очима. Середина її поволі біліє, ясніє, розширюється і зсередини цього ясного величного кола виринає обличчя Наталки. Немає тіла, навіть не видно її довгої коси. Обличчя. Якесь таке просвітлене, що наче від нього чи крізь нього звідкілясь іззаду, з якогось космічного безмежжя лине небесне всесильне Боже проміння. Обличчя привітне. Дивиться на нього і ніби не в його лице, а йому всередину, в саму душу. І її тепло полинуло в усе його тіло. І ніби між ними хоче утворитися якийсь магічний зв’язок, проте не може, бо для цього треба більше зблизитися. Вона ніби рухається йому назустріч, а він не здужає й кроку ступити до неї і стоїть, мов укопаний. Досі вона не мовила ні слова. Лише душі говорили. Потім каже: “Йди до мене. Я так чекаю на тебе!” І ясне обличчя в світлому колі почало повільно відступати і звужуватися, доки зовсім не відійшло і не сховалося за суцільною темрявою.

У словах її була якась така велика енергія, що прокинувся. В бараці було темно, хоч в око стрель. А перед його зором довго стояло усміхнене Наталчине любе обличчя і дзвеніли у вухах її слова. Поступово воно втрачало чіткі обриси, а натомість виникала картина похорону в селі і тих кількох попередніх зустрічей, в яких спалахнуло їхнє кохання і розгорялося з такою яскравою силою аж до раптової смерти.

Після цього сну Арсен відчув над собою якусь могутню силу, що штовхала його до потойбіччя, і став пручатися. Відчув, що не хоче залишатися на самоті й почав шукати частіших зустрічей з людьми.

Hi, не просто з в’язнями. Їх багато і вони всюди. Від них хочеться кудись подітися, сховатися від їхніх очей. Шукав зустрічей з особами, в душах яких знаходив розуміння і співчуття. Один з них — Степан Кравчук. Власне, він був найближчий. Мав цей чоловік дуже добру душу, умів уважно слухати іншого і близько до серця брати його горе. З ним легшало на серці. Степан ніколи не використає проти тебе інтимне, яке йому довіриш. Він, бувало, жартував і кепкував над собою і над іншими, але без зла і без приниження іншої людини. У нього не було жодного бажання… та що там бажання! Просто не вмів дошкуляти іншому. Біля нього відчуваєте, що лине добра енергія, хочеться бути поруч. Тож Арсен і зачастив до Кравчука. Небагато за весь період ув’язнення Арсен зустрічав людей, з якими міг говорити так щиро, як зі Степаном Кравчуком. І той відповідав взаємністю. Обоє мали ще одну особливість, що зближувала як спільна таємниця: обидва були незаймані. Їм незручно було признаватися в цьому перед іншими в’язнями, бо вже давно досягнули того віку, коли годилося б мати дітей і готувати їх до школи, а вони ще не й пізнали справжнього щастя кохання. Між собою про це говорили вільно.

У час підпільної боротьби керівництво ОУН та командири УПА суворо забороняли випадкові статеві взаємини, бо жінок легкої поведінки чекісти використовували в боротьбі проти підпілля. Їх закидали до повстанців, як розвідниць, їхніми руками, бувало, підсипали до їжі хімічні речовини, що паралізували руки і ноги, щоб захопити живими в полон, таких жінок часом зумисне заражали венеричними хворобами, аби ті передавали їх повстанцям. Венерично заражений повстанець не признавався бойовим друзям, крутився, вертівся, мучився, нарешті, шукав спосіб відлучитися від бойових побратимів і шукати лікаря. На такі хвороби своїх лікарів практично не було, і він змушений був шукати серед офіційної державної медицини. Це, як правило, допомагало змусити повстанця до зради. Іноді повстанець, зрозумівши, що має венеричну хворобу, сам стрілявся. Через те, що стрілялось менше, а зраджувало більше, керівництво ОУН — УПА і дозволяло низовим провідникам і командирам розстрілювати хворих. Страту вирішував і здійснював рій чи боївка, в якій був повстанець.

Суворість національно-визвольної війни вимагала суворої дисципліни. І абсолютна більшість повстанців утримувалася від випадкових статевих взаємин. Через це багато молодих хлопців, парубків потрапляли до рук чекістів раніше, ніж устигли пізнати смак статевого акту. У час війни їхня стриманість була свідомою жертовністю задля успіху національно-визвольної боротьби. На тлі постійного ризику життям статева стриманість не здавалася помітною жертвою. Та минув час, боротьба ущухла, багато хто опинився в концтаборі, і колишня стриманість, і теперішня чоловіча недоторканість перетворилася в щось таке, чим жоден повстанець не хотів хвалитися. І Арсен шукав розради у Степановій моральній підтримці та ще кількох душевних в’язнів. Казав собі: звільнюся, знайду добру жінку й заживу нормальним життям.

Якось я, повечерявши, вийшов з їдальні й попростував до свого барака. Перед бараком мене наздоганяють Кравчук зі Склярем і пропонують прогулятися.

— Зараз покладу горнятко й ложку і вийду, — погодився.

— Якщо панство не проти, — почав Кравчук, — то я запропонував би стежку за лікарнею. Може, там тепер нікого немає і нам би ніхто не заважав.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное