Читаем З часів неволі. Сосновка-7 полностью

— Тато дуже любив читати. Він часто давав мені дрібні гроші, які я витрачав на те, щоб купити в книгарні книжечки з казками. Потім “Рідна школа” і перша вчителька Проційна. Це перші дві кляси в 1937–39 роках. І тета Маруся, мамина сестра, яка вже тоді була в ОУН. З тих дитячих читань найбільше враження справили на мене козацькі повісті й оповідання Андрія Чайківського, особливо “На уходах”, а ще оповідання “Іван Дубина”. Мабуть, тоді я і наворожив собі майбутню долю: в якомусь календарі “Просвіти” з 20-х років прочитав драму “Максим Свеней”, яка особливо мене вразила. Вона про ірляндського революціонера, який карається в англійській тюрмі за те, що прагнув визволення Ірляндії з англійської неволі. Не знати, чому, але дуже забажав потерпіти за Україну, як потерпів Максим Свеней за Ірландію. Мабуть, це бажання підслухав тоді ангел-заступ-ник і допоміг його згодом здійснити. 1940 року НКВС заарештувало тету Марусю. За браком доказів вини за кілька місяців випустили її.

Та найважливішим для мене став липень 1941 року, коли більшовики втекли. Напередодні при світлі нафтової лямпи Маруся читала звернення Проводу ОУН до мешканців матірних українських земель “Український народе!”, яке закінчувалося словами: “Український народе! Знай: твоєю метою є Українська Самостійна Соборна Держава. Твоїм вождем є Степан Бандера”. У ці дні тато ходив з карабіном. Третього липня я побачив на ратуші синьо-жовтого прапора. Шостого липня тато, що став директором друкарні, приніс додому перший номер газети “Воля Покуття”, назва якої була набрана золотими літерами і на всій першій сторінці було те звернення “Український народе!” Так на 11-ому році життя я увійшов у політику. Почав читати не дитячі книжки “Історію України” І. Петренка, “Чота крилатих” Ю. Шкрумеляка про Січових стрільців, “Холодний Яр” Юрія Горліс-Горського, ілюстрований альбом “УСС”, двотомний “Нарис історії України” та “Історію України” Дмитра Дорошенка, “Де шукати наших традицій?” Дмитра Донцова, “Визвольна боротьба українського народу” Омеляна Терлицького (про 1917–1921 роки). 1943 року вже читав перші числа підпільного журналу ОУН “Ідея і чин”, журнал “Бюлетень”. Тато подарував два томи “Україна в огні і бурі революції” Ісака Мазепи, читав двотомник спогадів Якова Гальчевського-Войнарського “Проти червоних окупантів”. Окрім того, було багато художньої літератури: “Син України” Златопольця, “Крутіж” і “Сотниківна” Б. Лепкого, “Пригоди молодого лицаря” С. Черкасенка тощо, журнали, зокрема “Літературно-науковий вісник”.

На новий 1944 рік востаннє був у нашій хаті Василь Федюк (повітовий провідник ОУН Косівщини) та окружний провідник ОУН Коломийщини Григорій Гончар-Моряк. Того ж року вже під більшовиками загинув Моряк, а 1945 року і Василь Федюк.

1947 року Ігореві Кічакові, за його словами, вдалося налагодити зв’язок з підпіллям. 6 березня 1948 року надрайоновий провідник ОУН Марко взяв від нього приречення, причому була мова й про відоме “караюсь, мучусь, але не каюсь”. Від Марка він одержав багато підпільної літератури, брошур, журналів “На зміну”, листівок, буфонів. 29 квітня 1948 року Марко перейшов на Снятинщину, а Ігоря перебрав окружний Борис, який 25 липня дав йому псевдонім Сокіл (замість попереднього Чугайстер) та шифр “С-18” і призначив шефом юнацтва в Коломиї.

1949 року відбувся безпосередній контакт у самій Коломиї з районовим провідником Орликом, потім Косарем, з Борисом і надрайоновим Земляком — Гайвороном зустрічався у селі Вербіж Нижній біля Коломиї.

— Пане Ігоре, ви знали справжні прізвища цих ваших провідників? — поцікавився я.

— Ні, не знав, — відповів Ігор. — Отож хочу згадати ще Василя Попура, мого однокласника. Ми з ним хотіли зліквідувати комсомолізатора шкіл Коломиї Усенка (Папур мав наган, а я мадярський пістолет), але окружний Борис заборонив. Згодом В. Папур з нашим другом Дмитром Ухачем перейшли в підпілля і 1953 року згинули в бою.

1949 року я вступив на історичний факультет Чернівецького університету. Кожного третього тижня зустрічався в Коломиї з районовим Косарем, поки він не загинув у липні 1950 року разом з Аскольдом та Черником.

14 березня 1950 року взвод енкаведистів наскочив з облавою на нашу хату і забрав усю бібліотеку та підпільні видання ОУН. На щастя, потрапили їм в руки антинімецькі видання. Антибільшовицькі не потрапили, то їх мати після відходу облави сама спалила. Я довідався про це, приїхавши через кілька днів із Чернівців.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное