За белым кречетом

Соколы будто преследовали меня. Отправляясь в командировки по заданию редакции, занятый делом, вроде бы и не имеющим отношения к птицам, я тем не менее вдруг обнаруживал то летящего в небе сапсана, то пустельгу, то кобчика. Так было на Апшероне, на реке Каме, в Запорожье, в горах Зеравшана, куда я поднимался с парашютистами, осваивающими спуски с горных вершин. В Баренцевом море на судне, плывущем вдоль берегов Новой Земли, мне вдруг принимались рассказывать случай, как в этих же местах к ним прилетела хищная птица — светло-коричневая, с желтыми глазами. Птица, как прирученная, увидев в руке у матроса мясо, уселась ему на плечо. И, не дичась, так и прожила на судне, пока не показались берега материка. В хищной птице я сразу же признал ястреба-тетеревятника, хорошо запомнившегося мне по кречетиным делам.

Надежды снять белого кречета в питомнике оказались почти что напрасными. В одной из статей, помещенных в журнале «Охота и охотничье хозяйство», В. Е. Флинт как бы специально для меня сообщал, что «создание питомников — дело трудное и долгое. Надеяться на быстрый успех не приходится. Годы нужны на то, чтобы получить первые ощутимые результаты, а неудач можно ожидать каждый день». То есть увидеть белого кречета, сохранившегося в природе, можно было раньше, чем появится птица, выращенная в клетке. Да и тот ли будет это кречет, о котором я мечтал?

А тут еще пришло приглашение от писателя Николая Сладкова написать о белом кречете для детей. И как ни объяснял я ему, что белого-то кречета я еще как следует не узнал, больше неудач натерпелся во время его поисков, писатель настоял, чтобы за дело это взялся я. Очерк пришлось назвать обещающе: «Я найду тебя!»

К тому времени из очередной экспедиции на Ямал возвратился Владимир Калякин. На реке Щучьей он провел длительное наблюдение за кречетиным гнездом. Самец у этой пары был белым. Мне просто не повезло. Сплавляйся мы по Щущьей десятью днями раньше, наверняка бы эту птицу я смог снять. Калякин приглашал отправиться на Щучью следующим летом.

Из Норильска прилетел Борис Михайлович Павлов. Несколько смущаясь за ту, теперь уж давнюю, ошибку, он рассказал, что кречетиные гнезда на плато Путорана обнаружены и сомнений в этом быть не может. Два гнезда белых кречетов охотоведы отыскали на берегах озера Аян, неподалеку от того ущелья, где когда-то я снимал соколов. Правда, сказал он, птицы не чисто белые, а пестрые, то есть такие, которых называли подкрасными, но очень красивые, и также предлагал отправиться с ним в Путорану на съемки. Но я собрался теперь совсем в другие дали.

Еще ранее, взявшись за изучение истории развития соколиной охоты на Руси и просматривая редкостные фолианты «Великокняжеской и царской охоты» Кутепова, хранящиеся в Государственной публичной исторической библиотеке, я обратил внимание на приводимое там сообщение некоего Аделунга:

«Кречеты были в особом уважении у якутов,— писал тот,— которые называли их Урун Кири, т. е. белый сокол. По причине их быстрого полета они уподобляли этих птиц молнии и считали их вестниками небесной воли. Ежели случалось, что кречет попадет в сети, поставленные для других птиц, они, опасаясь прикоснуться к нему голыми руками, освобождают его из сетей палочками или другим способом».

Ничего подобного читать ранее не приходилось, но если это и в самом деле было так, то давнее уважение народа к этой птице могло, на мой взгляд, помочь сохранению кречетиных гнезд в Якутии.

Как раз в то время мне довелось встречаться с орнитологом Александром Андреевым, прилетевшим из Магадана. Он занимался изучением тундровых птиц в Колымской низменности на территории Якутии. С помощью электронных приборов он наблюдал жизнь куликов и куропаток, но постоянно, в тех местах встречал на гнездовьях и розовых чаек. Эту птицу мне хотелось понаблюдать и снять как следует. В естественных, привычных ей условиях, а не на сети рыбаков, как удалось снять на Камчатке. Закончив разговор о чайке, я на всякий случай спросил, а не доводилось ли ему встречать в тех местах белых кречетов?

— Белых не видел,— признался Андреев,— а обычные досаждают. Подсаживаются, черти, к вольерам с куропатками и такого страху на них нагоняют, что приборы начинают писать всякую чепуху, которую до сих пор разобрать не можем. А одну куропатку даже сожрали. Через сетку. Как умудрились — не пойму! Весь эксперимент нам испортили.

Тут я позволил себе орнитологу не поверить. Уж очень это не походило на поведение моих любимцев, этих благороднейших из благородных соколов. Они и в воздухе-то берут добычу по-рыцарски, предупреждая, делая ставки. А тут вдруг — «растерзать через сетку». На это больше способны ястребы-тетеревятники, прирожденные специалисты лазать по курятникам да голубятням. В старину их нередко так и ловили, сажая птицу для приманки в клетку. Ястребы сами туда и заходили.