За буйки (сборник)

Она подождала, пока клокочущая нежной лавой родительская истерика пойдет на убыль, потом, всхлипнув, вцепилась в меня руками, прижалась и расплакалась сама, отворачивая лицо. Я почувствовал, как до последнего предела напряжены ее тело и душа. И я тоже, к сожалению, повел себя не как человек, на которого она может рассчитывать сразу и навсегда, а как дурацкий рупор обезличивающей морали, в строгом зеркале которой она отражена была до обидного карикатурно. «Нагуляла»…

Шут гороховый. Я повел себя так от боли и растерянности, и она это поняла; даже, кажется, предвидела такую реакцию.

Нет, не от боли, Варька. И не от растерянности. От дикой ревности, к приступу которой я оказался не готов. У меня, отца и мужчины, увели дочь. Меня можно понять и нужно простить. А ее?

Зачем нужен отец, если он наказывает тогда, когда необходимо прощать? Даже не прощать; просто не прятать свою любовь, не маскировать ее под «заботу о потомстве».

На душе остался гнусненький осадочек желтоватого цвета… Обидеть беременную дочь. Женщину и ребенка одновременно…

До меня вдруг дошло, что я напрочь забыл собственную главную заповедь: смотри на вещи с разных сторон. Для пессимиста стакан всегда наполовину пуст, а для оптимиста – наполовину полон. Это как посмотреть. Все на свете – вопрос отношения; никогда не знаешь, где потеряешь, а где найдешь. Все не так уж плохо и мрачно, если разобраться, и повод для радости (в это сразу сложно поверить) был едва ли не большим, чем для печали. Да, да.

Но и это мудрое бодрячество почему-то тоже слегка раздражало. Мне бы тихую семейную радость, светлую и стабильную перспективу, запас прочности, а тут – праздник со слезами на глазах. Ох, уж мне эти темные праздники…

Ни одной народной мудрости на этот счет не пришло мне в голову. Или про оптимиста с пессимистом и про «потеряешь – найдешь» – это все же народное?

Больше похоже на философское изречение. Народу я не доверяю.

– Кто же будет отцом ребенка?

Она теплой ладошкой мягко закрыла мне рот.

– Это мое решение. Не ищи здесь виноватых. И никаких разборок, даже не думай об этом. Папа!

В голосе уже твердость и решительность. И еще звонкая девичья бескомпромиссность. Она еще может позволить себе такую роскошь…

Понятно. У Варькиного ребенка не будет отца – это минус; однако у него будет любящий и заботливый дед – это громадный плюс. Я посмотрел на ситуацию с разных сторон; но мне по-прежнему хотелось только выругаться и по-человечески завыть на ломтик луны.

– Он женат?

Моя дочь смотрела в зашторенное окно; из-под густых ресниц возникла большая слеза и легко соскользнула на овал щеки. Варя даже не пошевелилась.

– Дело не в этом. Понимаешь, он испугался; я сказала ему про ребенка, про нашего ребенка – а он испугался. Вместо радости какая-то дурацкая жуть в глазах…

Значит, женат. И у него уже есть дети. Варька приняла его реакцию за предательство; не исключено, что он просто очень ответственный. Положительный. Парень просто раздвоился. А Варьке безумно обидно.

Понятно.

– Варя, я тоже испугался, когда твоя мама сказала мне, что она ждет ребенка.

– Испугался?

– Да, испугался.

– Надо было убежать на край света. Что же ты? Сейчас бы не было проблем с дурой дочерью. Сочувствую.

Минута молчания.

– Извини… – в мою сторону с глубоким прискорбием.

Я давно замечал: Варя влюблена. Тихий блеск в глазах, женская плавность в движениях, очаровательная сдержанность в повадках, скупость и выразительность в макияже, паузы и интонации в речи, выдающие ее необычайную сосредоточенность. Она словно наблюдала за собой со стороны и очень хотела кому-то понравиться.

Меня не проведешь. Мой острый отцовский инстинкт не давал мне покоя. Этот «кто-то» был явно достоин ее внимания, я это чувствовал (моя чуткая девочка просто не стала бы размениваться на пустяки: я представлял себе угрожающий уровень ее запросов), и во мне впервые проснулась отцовская ревность. Она-то и усыпила бдительность. Варя стремительно взрослела. Она внезапно стала ценить слова, обычные слова (часто переспрашивала: то ли я имею в виду, правильно ли она меня поняла?), буквально взвешивала каждое слово, прислушиваясь к внутреннему голосу. Я уверен: она вела серьезный разговор с самой собой. Этот «кто-то» заставил мою девочку встрепенуться, в ней включились дотоле дремавшие, находившиеся в режиме ожидания женские программы.

Я, давно уже, лет десять живший без жены, кое-что знал об этом.

Я видел все, что происходило с Варюшей, но не хотел первым начинать неизбежный разговор: что-то подсказывало мне – это был не тот случай, когда милое каприччио гладенько катилось к счастливому финалу в ликующем темпе «Свадебного марша» Мендельсона; я терпеливо и, как мне казалось, тактично ждал, что она вот-вот познакомит меня со своим избранником. В том, что это будет ее избранник, что она изберет себе спутника жизни, сомнений не было никаких; в том, что он, избранный, будет любить ее безумно, я также был уверен; разве могло быть по-другому?