За буйки (сборник)

Новоявленный настоятель, бывший аббат, крепкий еще седовласый старик с замашками лютого инквизитора, занял келью своего предшественника. И в первую же ночь ему было видение. Не особо распространяясь о своих намерениях, настоятель наутро велел разобрать внутренние стены кельи, очевидно, с целью отыскать что-то, – как тут в руки работающих монахов вновь попала злосчастная рукопись. Бывший аббат пришел в неописуемую ярость и пожелал собственноручно сжечь послание дьявола, предварительно его зачем-то изучив.

Результат оказался плачевным, и даже шокирующим: как только настоятель взял в руки факел, на нем вспыхнуло одеяние из тонкого сукна (а по уставу полагалось сукно грубое) и окружающие оказались бессильны (или нерасторопны): он сгорел, словно тонкая свечка, скоро и ярко.

Долгое время не находилось желающих прикасаться к посылке дьявола; наконец, в соответствии с иезуитским замыслом Генерала ордена заставили это сделать великого грешника, еретика, неизлечимо хворающего болезнью легких. Еретик, подозреваемый в тайном отречении от веры, даже не осенив себя крестом, взял рукопись левой рукой (правая была изувечена пытками), и доставил ее в условленное место. Не чихнул ни разу. А через неделю выздоровел окончательно, от болезни легких не осталось и следа. Рука, висевшая плетью, стала подавать признаки жизни.

Излечившегося еретика, понятное дело, убили, и место в подвалах, куда спрятали рукопись, строжайше засекретили.

Содержание этого, с позволения сказать, «Евангелия» не разглашалось – хотя бы потому, что не находилось желающих его прочесть (а те, кто время от времени по долгу службы совал нос в его запылившиеся страницы, предпочитали не привлекать внимание к своей персоне); кроме того, соответствующие органы папского надзора сделали все, чтобы никто и никогда в глаза не видел рукопись, о которой отзывались не иначе как о кознях дьявола.

Послание хозяина преисподней хранилось в святом месте: с этим парадоксом, смущавшим даже схоластов, надо было что-то делать.

С течением времени само упоминание этой рукописи попало под запрет. Противоречие разрешили в пользу Римско-католической церкви.

«Евангелие от П.П.» превратилось в миф, и единственное, что отличало его от мифа, было то, что «Евангелие от П.П.» существовало.

– Откуда это мне известно? – вот вопрос, который вертится у тебя на языке, не так ли? – продолжил Петр Своевременный и, не дождавшись подтверждения своей догадки, продолжил.

Дело в том, что относительно недавно, года три тому назад (можно проверить, это не составит труда) в одном из авторитетных западных журналов промелькнула следующая информация: первым было отнюдь не Евангелие из числа канонических, известных сегодня всем и каждому, – от Матфея, от Марка, от Луки, от Иоанна, и, конечно, не Евангелие Иуды; первым было «Евангелие от П.П.», греческая копия которого, судя по всему, ныне навсегда утрачена (об оригинале, написанном неизвестно на каком языке, вообще ничего не известно; есть, впрочем, кое-какие догадки на этот счет; но об этом позднее). Однако именно оно положило традицию описывать последние дни жизни Христа.

Сразу после публикации в журнале все кинулись искать рукопись «Евангелия от П.П.», следы которой вели в подвалы то ли Ватикана, то ли монашеских орденов, разбросанных по всей Европе. Увы, поиски не дали результата.

– Таким образом, – заключил Петр Своевременный, – рукопись «Евангелия от П.П.» была, это не плод фантазии ученого-богослова N.; и теперь ты вправе спросить: ну, и что? толку с того, что она была? ведь ее нет более, она не существует. Не так ли?

Фома, сын Адама, молчал.

– Лично я сделал ставку на прохиндея, – глубокомысленно продолжил рассказ Петр Платонович (П.П.: именно такое прозвище в студенчестве получил угловатый Своевременный – вот ведь ирония истории!). – И, как всегда в подобных случаях, не просчитался. Прохиндей! – вот первая натура человека; а Иисус – это миф, который хочется считать второй натурой.

– Что ты хочешь сказать?

– Я хочу сказать, что обратился к истории рода ясновельможных Радзивиллов. Зачем? Поясню. Они были богатейшими людьми и ревностными католиками, первыми в Великом Княжестве Литовском испросившими для себя княжеский титул Священной Римской империи; по семейной традиции они регулярно навещали тот самый монастырь N., прославленный своими колоритными настоятелями. И, конечно, чудесами. Я не ошибся: какой-то прохиндей по натуре, викарий по своим служебным обязанностям и агент по принуждению сделал-таки копию «Евангелия от П.П.» и затем тщательно спрятал ее в монастыре. Из каких соображений поступил так прохиндей, доподлинно мне неизвестно. Думаю, деньги; деньги и тщеславие – что еще двигало людьми во все времена? Но мне известно и кое-что другое о природе человека: он любопытен, он стремится к знанию, он сомневается, если верит, и еще больше сомневается, если отвергает веру. Так или иначе, прохиндей сделал свое дело.