За чертой

– Ну, что говорят доктора? – спрашивала навещавшая его жена Мария, с которой он прожил без малого шестьдесят лет.

– А-а, что они понимают… – равнодушно махал рукой Иван Власович. – Сюда токо попади – живьём не выпустят…

Обеспокоенная, Мария подходила к врачу, но тот загнул такой мудреный диагноз, что перепуганная женщина так и не смогла ничего понять. Единственное, о чём она смутно догадывалась: с таким диагнозом долго не живут.

– Надо ж как его срубило!.. – жаловалась она куму Павлу. – Думала, сносу ему не будет, а он кувырк – и свалился.

К Масленице, когда стужа пошла на убыль и все уже ждали скорой весны, Иван Власовича, не смотря на его худое состояние, отпустили из больницы домой, и близкие догадались: отправили умирать. В ожидании скорой кончины все враз засуетились вокруг старика. Зачастил в гости кум Павло, полчанин Ивана Власовича, с которым с сорок девятого по пятьдесят третий год служили они на Западной Украине, гонялись по лесам за бандами недобитых эсесовцев. Мария вдруг вымыла окна и вне срока принялась освежать побелку.

– Что ты мордуешься по холоду?.. – задыхаясь, трудно говорил Иван Власович. – Дождалась бы тепла…

– По теплу других дел хватит… – уклончиво отвечала та. – Вон уж азовец подул, ни сегодня завтра поплывём…

Иван Власович вспомнил, что у реки осталась не поднятая наверх лодка. Он вдруг взволновался и, с трудом приподнявшись в постели, долго смотрел в окно. Всё было серым и сумрачным: и снег во дворе, и оттаявшие стожки, и небо, и вербы у реки, и поле с открывшейся стернёй, даже солнце было бледным, почти призрачным. Серой сумрачной лентой виднелась ещё не вскрывшаяся река. Южный ветер и дождь подъели и без того неглубокий снег, зачернела бегущая в Погореловку дорога. Там, в Погореловке, живёт свояченица Ивана Власовича, Людмила, с которой у него много лет назад случилась недолгая связь. С тех пор Мария разладила с сестрой, и та, уехав в Погореловку, ни разу не переступала порог их дома, хотя повзрослевшие дети её, Серёга и Лёха, жили сейчас по соседству в дедовском доме, родичались и захаживали к ним ежедневно. Серёга был удивительно похож на Ивана Власовича, и это обстоятельство порождало в хуторе досужие разговоры.

Мария перехватила его взгляд и, вздохнув, усердней стала белить печь.

«Вот же окаянный, на ладан дышит, а всё туда ж смотрит…» – раздражённо думала она.

– Прибудет вода – унесёт лодку… – прервав её думы, с горечью произнёс Иван Власович.

– Не унесёт… Я её привяжу, – заверила Мария.

– А-а… – прокряхтел старик. – Растреплет о крыги в щепу…

«Нужно будет Лёшку с Серёжкой кликнуть, – подумала Мария. – Не угомонится, пока по-его не будет…»

– Как там ребята?.. – угадав её мысли, спросил Иван Власович.

– А что им сдеется?.. – не тая недовольства на своих племянников, отвечала Мария. – С утра Масленицу празднуют – водку жрут да песни кричат…

Кряхтя и постанывая, старик поднялся с постели. Неуклюже цепляясь ногами за половики и опрокидывая на своем пути стулья, он добрался до лавки, где лежала его шапка и затёртый до блеска полушубок.

– Ты чего это?! – встрепенулась Мария.

– Выйду… огляжусь… – с хрипом выдохнул Иван Власович.

– Погодь, я проведу тебя… – суетясь, помогала она ему одеться.

– Сам!.. – строго качнул он головой и, споткнувшись о низкий порожек, едва не упал.

Тяжело дыша, он долго стоял на крыльце, собирался с силами. Хозяйским взглядом осмотрел двор. Заметил: снег из под кустов винограда выдуло февральскими ветрами, и теперь, если их не укрыть, первым же морозом порвёт корни. Сырой воздух был густ и звучен. Рядом, в родительском доме Марии, захлёбывалась дырявыми мехами гармонь.

Ах, эта девушка меня с ума свела,
Разбила морду мне, пинджак сняла…

Угадал он по голосу Лёху.

Последний нонешний денёчек
Гуляю с вами я, друзья… —

наперекор гармони, перекрикивал его Серёга.

«Лоботрясы…» – сердито подумал Иван Власович и, тяжело опираясь на палку, стал медленно спускаться к реке. Он заметил, что на быстрине появились первые промоины. Грязные обломки льда нависли над тёмной водой. Вмёрзшая в лёд, лодка стояла на прежнем месте.

Вдруг, недалеко от тернового куста прямо над снегом он увидел столб мошкары. Сначала он думал, что померещилось. Протёр глаза, присмотрелся, так и есть – мошкара.

«Подскочит вода – унесёт…» – переведя взгляд на лодку, тоскливо подумал он.

Обратный путь был в гору и силы быстро покинули старика. В глазах зарябило, и Иван Власович перестал замечать дорогу. С каждым шагом сердце всё сильнее трепыхалось в груди, как выброшенная на берег рыба: он отчаянно хватал открытым ртом воздух и уже успел пожалеть, что так опрометчиво спустился к реке, как вдруг услышал скрип и повизгивание не мазаных на осях колёс. Это Лёха с Серёгой спускаются на бричке к реке.

– Ну что, ополоснулся? – весело скалится Лёха. – Тётка Манька прислала, говорит: дядька Иван купаться пошёл. Я так и знал, что ты придуряешься. Работать не хочешь, вот и придумал хворь!..