За чертой времени

И Лосев, и Давлетшин глубоко приняли в себя неписаный фронтовой закон: в сутки любой ценой накопить четыре-пять часов сна, самое малое, а то не потянешь, выдохнешься быстро, и тебе амба, и ты не солдат, а мочало на заборе. И они набирают эти часы — по крохам. Курица тоже по зернышку клюет, а к вечеру сыта бывает. Копят по пять, по десять минут, иногда по полчаса, реже часок удается, как сейчас, — смотря по обстановке, смотря на течение событий и дел: переходы ли, короткие остановки, вынужденный ли простой; когда командиры выясняют, совещаются, или когда взводного, ротного ли потребует комбат; в ожидании кого-то, чего-то, да мало ли по каким причинам происходят задержки, осечка, просто путаница и неразбериха. И всегда удивительно солдату: когда же офицеры-то спят? Ведь постоянно, день и ночь, на ногах, в заботах, словно белки в колесах. Нет, уж лучше быть рядовым и отвечать только за себя. Приказали за час прибрать себя, «пообедать» и наладить оружие — сделай за пять минут: лучше, если оружие всегда готово (блюди его на ходу, между делом, не запускай), пожрать можно стоя (конечно, шутка: больше влезет), а чтобы переобуться, перевернуть портянки — несколько секунд. Сколь затратил минут? Остальные пятьдесят пять твои, законные-сонные. Мышкин разбудит.

Охотно соблюдал раньше этот солдатский закон и Микола Маслий. Недавно назначенный командиром отделения, он с первых дней пожалел, что «схватил голый крючок, без наживки». Хотя кто отказался бы от такой чести, от старшинства, от признания твоих заслуг и способности повелевать и распоряжаться целым отделением. Взялся за гуж… Маслин чаще прежнего подкручивал кончики своих рыжих чапаевских усов: теперь попробуй сам никогда не ошибаться, все делать правильно, разумно, отвечать за каждого балбеса, у которого насчет солдатской жизни В голове сумерки. И чтоб все были невредимы, убережены и набили целую кучу фрицев. Троих уж убило, по-глупому: во весь рост потащили раненого, и снайпер уложил и добил. Привязался Мышкин, замахал руками:

— Где их медальоны»? Не взял? Иди и принеси.

Послал одного — не вернулся. Наверное, немцы схватили. Или заблудился и бродит. Какой тут сон? Голова разламывается. А тут сам еще не в своей тарелке.

Замотался Маслий. А ведь всего-то в отделении шесть человек вместе с ним. Завалиться бы сейчас на ветки, да хоть на голую землю, и задать храпака — так нет, требует сам комбат. Зачем ему понадобился? При отходе-то? Конечно, чтоб куда-нибудь смотать, разнюхать. Может, спирт кончился? Награды — так подожди, вот подпишут, а когда припрет — Маслий, выручай. Им что, рядовым, вон они, уж дрыхнут, сопят носами, как дети, знают, охламоны: «папаня» не дремлет, не имеет права; «папаня» за них постоит, побережет, защитит, не даст в обиду. Так оно и есть.

— Микола, — Денщиков обнял Маслия и отвел в сторонку, на край леска. — Выручай, Микола.

— Слушаю, товарищ капитан. — «Тьфу, черт возьми».

— Видишь, где бой идет? Так ты левее, вот в эту сторону забери, разузнай: есть там кто и чего им надо или пусто? Они теснят соседний полк туда. Где у нас север? Ага, туда прорвались. А вот там подозрительно темно, ничего не сверкает, и навроде никакого движения. Нам как раз и приказано туда выдвинуться. Перегруппировка войск идет, понял? На рассвете опять ввяжемся с ними. Понял, голова? Да рот не разевай — власовцы на нашем участке объявились. Которые с Карпат отошли. Живьем зажарят, если влипнешь.

«Так и знал. Где дыра — Маслий».

— А почему меня, товарищ капитан? Некого? — «А, пускай знает».

— Разговорчики! Объясняю в последний раз: туго, некого — угадал. Другому за такие словечки влепил бы на всю катушку. Тебе прощаю. На первый случай. Потому что доверяю тебе. Душа на месте, когда ты доложишь. Да, и затычка. Понял? Лучше с чертом водку пить, чем тут, в мокром лесу, бродяжничать да с тобой возиться. Понял? Раз по-человечески прошу, значит, обязан ты мне. Не был бы обязан, я бы приказал, и точка. Видел тебя на той Безымянной высоте, возле Прута которая. Валялся ты. Рядом «дегтярь». Пустяковая рана, а мог бы отдать концы, кровью бы истек, если б не я. Приказал санитарам немедля обработать тебя в первую очередь. Ты обязан мне и жизнью, и смертью. И давай без разговоров. Тебе верю. Мало? Все. Бери свое отделение, товарищ младший сержант, и дуй. Через час жду доклада. Здесь. Вот у этого дерева. Да без фокусов. Знаю тебя, младший сержант!

«Леший и есть. Знает, чем взять».

— Будет сделано, товарищ капитан!

Через минуту Маслий безжалостно, властно поднял отделение, и цепочка солдат тенями растворилась в высокой траве, пошла в ночь, навстречу неизвестному, чтобы это неизвестное стало известно комбату, потому что они, солдаты спать-то спали, но их надежда выжить даже не дремала и никогда не дремлет круглые сутки, беспрерывно, надежно связана с ним, капитаном Денщиковым. «Жалеть солдат не надо. Надо беречь. А как? — подумал Маслий и, не найдя ответа, забросил эту мысль. — Как выйдет».