За чертой времени

Да, если бы не осечка лосевской берданки — тогда, двадцать с лишним лет назад, чубатому Вилову Ивану не жениться бы на его, Захара Никифоровича, невесте, Не было бы и сына Вилова — Матвея, которого он встретил и где? на бессарабском фронте. На передовой. В чине младшего лейтенанта. Командира взвода, в котором воевал Лосев. Все. Быльем поросло. Один шрам остался до могилы, вот этот, на шее Захара Никифоровича. Только выжить бы. «Не думал, не гадал ты, Захар Никифорович, что дотопаешь до Венгрии, о которой и слыхом не слыхал. Тогда, при Брусилове, была Австро-Венгрия, Похоже, скоро Гитлеру капут, война закруглится и — домой». При этой сладкой мысли у Лосева защемило сердце. Оно за последнее время стало пошаливать, сдавать. («Нюни распустил, старый хрыч. Делай что-нибудь, посторонние-то думы до добра не доведут — живо пулю схватишь и… в могилевскую губернию».) Он привстал и огляделся, выискивая глазами Акрама-татарина, бывшего связного при Вилове, а теперь ручного пулеметчика, Надо же, нехристь, другой, непонятной веры, а надежный, верный парень. Ни за что бы прежде не поверил, что судьба сведет их так близко. «Гогу жалко, охо-хо…» Акрам с Яцуком («Везет же непутевому»), назначенным, несмотря на сопротивление Акрама, к Давлетшину вторым номером, копали свой окоп через ячейку от Лосева. Давлетшин, вытирая рукавом пот, сидел на бруствере, понукал Яцука, размахивая руками, Лосев видел его сердитое лицо — черные широкие брони ходуном ходили вверх вниз Он недавно явился в роту из запасного полка, куда попал после госпитали. Оказывается, на той плюгавой Безымянной высотке Акрам был легко ранен, оглушен, но потерял много крови и впал в беспамятство. Какой-то толковый санитар подобрал его и тем спас. «А бы каюк Акраму — ульды Акрамка, — сказал Давлетшин при встрече с Лосевым. — Лось, а Лось, Акрам живой, Лось живой — якши, хорошо. Война капут — айда домой». Чудной этот татарин, но в бою — гвоздь мужик, («Не потерять бы из виду, когда начнется…»)

— Акрам! — хрипло закричал Лосев.

— А, Лось, чего тебе? Хазер. Бегу. — Подбежал, оглядел окоп, увидел большую лопату, глаза загорелись:

— Лось, ты хитрый бабай, где взял? Тебе помогать?

— Не-е. У меня готово.

— Чего звал, бабай? Страшно?

— Страшно, Акрам. Отчего — сам не пойму. Отвык, что ли? Как-то не по себе.

— Лось, у меня тоже здесь, — Акрам показал на грудь, — з-з-з-з… Башка много думает. Писарь дело плохой знает, Яцук. Беда с ним. Кричишь — делает, молчишь — сидит, брюхо щупает. К фельшеру, говорит, надо, таблетки глотать, брюхо, говорит, больно, терпеть нельзя.

— Хлебнешь ты с ним, Акрам. Он — как пеша вошь. Просится, говоришь? Стало быть, заваруха будет страшная.

— Какое дело? — не понял Акрам.

— Стало быть, жареным запахло. Такой народ, как! Яцук, загодя чует и, вот увидишь, улизнет в санроту. Нажрется белены какой-нибудь и улизнет, вот увидишь. Так что подбери, Акрам, другого, а то в момент останешься один. Такие чуют паленое за два дня. Никто не знает, даже командир роты, а они знают — будет каша — и утекают. Флюгеры. Чего это я разболтался, как пономарь. Вилова помнишь?

— А как же! Вил — помню, — вздохнул Акрам. — Жалко. — Помолчал, встрепенулся: — Давай лопату. — И спрыгнул в ячейку. — Ай, ай, нехорошо — копал мало. Танк пойдет — где спрятаться будешь? Не окоп у тебя — яма.

— Задыхаюсь, Акрам. — Помолчал. Вздохнул: — Силы убывают. Со дна уж черпаю.

— Жить надоело, да? Акрам за тебя воевать должен, да? Вали — Акрамка крепкий, выдержит, да? Видишь? — Давлетшин показал на ровное поле перед позицией, — Как стол. Видишь наши пушки? Думай старой башкой — танки пойдут. Тогда прощай, Лось. Пиши — пропал Лось-абзы. Хочешь?

— Что ты, что ты, Акрам! Не дай бог! Так и скажи. Сам дурак — аллах не поможет.

— Сам знаю… Акрам, смотри, как Румынию-то проскочили. Любо-дорого. Думал, не догоним фрица. Думал, с полдороги завернут домой. Не вышло. Почему мадьяры не сдаются? Почему не делают революцию против захребетников? Примкнули бы к нам. И все — по домам.

— Тут, — обвел Акрам рукой, показывая страну, — тут, бабай, много буржуев, баев по-нашему. Больше, чем в Румынии. Ты своими глазами видел, какие бедные румыны. Здесь, — он снова показал рукой, — большая драка будет. Не пускают народ. Назад ташшат народ. Гитлер-шайтан ошибку дал в Румынии, ушами хлопал, теперь — во! — Давлетшин показал кулак. — Так шайтан держит Венгрию.

«Грамотный однако. Как шпарит. И все складно», — подивился рассудительности пулеметчика Лосев.

— …Гляди, гляди! — Лосев показал глазами на опушку позади наших окопов. Видно было, как засуетились артиллеристы. — Неужели снимаются? Сматывают удочки? Как же мы? Бросают нас?

— Не-ет. Стрелять будут.

Не успел Лосев чертыхнуться, а Давлетшин сообразить, в чем дело, как прибежал Мышкин.

— Кончай!

Акрам сорвался с места и понесся к своему окопу.