За чертой времени

Если бы не Лосев, вечно подозревавший вокруг себя подвохи и обманы, ожидающий каверзы, коварство отовсюду, неизвестно как бы обернулось дело. Пока курили, то да се, рота уж снялась, и они с Акрамом, выждав промежуток между ракетами, сперва неторопливо перебегали по очереди, потом, пригнувшись, пошли рядом. И вдруг приглушенный крик сзади, жалобный, со слезой в голосе:

— Братцы, помогите! Ребята, сюда, сюда. Братцы…

Акрам повернул было на стон, но Лосев дернул его за рукав:

— Ложись-ка. Слышал? Али почудилось?

— Ага. Раненый в бурьяне, наверно.

Пули вроде перестали цвикать, шуршать и бить по веткам, и в этой прогалине шума, явственно и ближе, вновь раздалось:

— Братва, помогите.

Голос оттуда, где они вот только что прошли, никого там не было, кроме одного убитого, через которого они перешагнули. Неужели живой? Очнулся?..

— Посмотреть надо, — прошептал Акрам.

— Я те посмотрю! — Лосев испуганно уцепился за руку Акрама. — Не тот зовет. Тот в голову — пулей, навылет. Сам видел. Немец это. Хрицы. Разведка шарит.

— А-а-а…

— Молчок. — Лосев быстро приподнялся и снова присел. — Вон там. Че-то маячит, шевелится. Слышь, Акрам, не уйти нам. Застукали, а, может, и путь отрезали. Че делать, че делать?

Лосеву стало страшно. Довоевать до конца сорок четвертого, притопать вон куда — аж в Венгрию, и чтобы прямо в лапы? Из каких заварух выходил, бывало, а тут… Пленных «они» сейчас не берут, вконец озверели. Говорили, в соседнем полку поймали двадцать четыре человека — перерезали, раненых добили. Ежели уж захватят, то как «языка», а потом — в овраг, как падаль…

— Обманывать надо. — Акрам дотянулся до уха Лосева: — Проверять надо. Лось, стрельни куда попало. Молчать будут, скажи «сейчас». Я отбегу. Что будет, а? Начнут стрелять, из «дегтяря» дам. Хорошо дам.

— Лучше вместе. Никуда не бегай, — стал упрашивать Лосев.

— Давай так, давай так. Вместе, Лось, вместе, а как же…

Не целясь, Лосев выстрелил. И сразу ему ответили три автомата, но пули ушли вбок и выше: фрицы били наугад, не зная точно, где притаились два рус Ивана. Акрам выпустил по вспышкам длинную очередь, и оба метнулись не напрямик к опушке, а резко вправо, делая крюк.

— Ничо. — Лосев, согнувшись почти пополам, задыхался от быстрого бега. — На пулемет не полезут. Дай руку. Руку!

— Хватай ремень. На, на! Давай, давай! Пошевелись.

На левом фланге дивизии Федоровского, за дамбой, шел ночной бой. Противник крупными силами атаковал в стык двух дивизий и, смяв боевые порядки пехоты и артиллерии, начал продвигаться на северо-восток, охватывая 304-ю дивизию с фланга. Полк Брагина, над которым нависла угроза окружения, начал отходить, так и не выполнив приказа прорваться в поселок и деблокировать отрезанную там нашу часть.

Денщиковский батальон, снявшись с позиции, отошел в лесок и остановился, чтобы привести себя в порядок: капитан дал ротам час времени — отправить всех раненых, что лежали на сырой земле, в темени, посчитать живых, переобуться, осмотреть и прибрать оружие, пополнить патроны, гранаты и накормить солдат.

Младший лейтенант Мышкин носился между ротными повозками, ковырялся в телегах, покрикивал на старшину Гриценко:

— Какого черта! А еще где повозка, с вороным?

— Убило, товарищ младший лейтенант. — «Так я тебе и открылся, чтоб тебя раздуло».

— Когда? Чего ты мелешь? Сам видел.

— Вы как поглядели на воронка, так потом его и вдарило.

— Где?

— Вот тама, в распадке, — показал Гриценко в сторону немцев. «Иди проверь».

— Ну гляди, чертов сын: с огнем играешь.

— Ага. — «Куда он, паршивец, убежал? Такие крепкие поводья, и оборвал, вот скотина».

— Лишнее, тряпки и прочее — к чертовой матери! Выкидывай!

— Ясное дело. А немчура нас не нагонит?

Повозки одна за другой, тарахтя, выносились на просеку, скрывались.

…Получив четыре банки тушенки на себя и на Лосева, Давлетшин вернулся, подложил под голову «сидор», обнял обеими руками «Дегтярева». Затих, закрыл глаза. Вспомнил, сказал:

— Потом пожрем. Ага?

— Угу, — промычал Лосев, одним ухом стороживший наружные звуки.

О чем болтать? Все предельно понятно — прикорнуть, подремать, а если подвезет — уснуть по-настоящему. Повозился, прилаживая костлявый бок к неровностям земли, прижался к Акрамовой широкой, как печка, спине и тоже ушел на дно тихого омута, не оставив на дежурстве и пол-уха, потому что кругом была рота, батальон, кругом выставлены сторожевые посты, да и, наверно, разведка отправилась прочесывать, высматривать, прослушивать окрестности. Так что спи, Захар Никифорович, лови сон, накидывай его в суму свою. Хоть часок, да твой. И то дело, бо-ольшое дело. Гром боя — не помеха, привык. Да и надо доспать. Надо позарез.