За чертой времени

— Я сейчас — и, бросив трубку на колене Деревянных, побежал наперерез, запнулся, упал и скатился в воронку, выбрался из нее, пополз на четвереньках и наткнулся на сидящего в мелком окопе ручного пулеметчика. Карпов, растопырив ноги, склонил голову на грудь, одной рукой поддерживал живот, другой, шаря за спиной, пытался дотянуться до гранаты, съехавшей на поясницу. «Хочет подорваться». Матвей сорвал с него гранату, сунул себе в карман. Рука Карпова беспомощно шарила, он мычал, выпрямив голову. Вилов увидел его лицо — все в синих крапинах от впившихся в кожу мелких осколков мины. Глаза плотно закрыты, сжаты веками, лицо сморщилось в гримасу. Карпов был слеп.

Вилов схватил валявшийся ручник, вскочил.

Первым на него ломил, выпучив глаза, детина Лелеков. Раздвигая кукурузные стебли руками, как пловец воду, он дышал ртом, задыхался. Летел прыжками, буравя кукурузу. Матвей дал очередь поверх его головы.

— Стой!

Но Лелеков, наткнувшись на ротного, легко, как стебель кукурузы, отстранил его и через два прыжка растянулся на земле — Давлетшин, неведомо как очутившийся сзади Вилова, дал подножку и, когда Лелеков рухнул, стукнул его прикладом.

Матвей подбежал к дереву, встал возле ствола и дал очередь выше голов отходящих. Давлетшин бежал им навстречу. ,

Минометный огонь немцев заметно ослаб, так как в дело ввязались наши «самовары», и немцы переключились на них, пытаясь подавить.

Вилов перебежками двинулся к оставленным ячейкам. За ним, оглядываясь назад, потянулось несколько солдат. Остальных Давлетшин, что-то крича, тоже повернул. Окопчики выглядели жалко: в таких долго не продержишься. Матвей стал окапываться. Видя, что комроты с ними, солдаты растеклись во ячейкам и заработали лопатами. Танкетки продолжали обстреливать кукурузу, не решаясь подойти ближе но никто не обращал на них внимания, все яростно зарывались в землю. Матвей рукавом смахнул пот с лица и увидел: впереди, на виду, ничком лежал младший лейтенант Мезенцев, подмяв по себя руки — как живой, но ужасно уставший, с неестественно уткнувшимся в траву лицом, словно хотел ее поцеловать, да так и не встал. Чуть подальше взводного зияла воронка.

— Товарищ лейтенант! Гляди — замполит! — Давлетшин смотрел назад.

По открытому месту, перебежками, как на учениях, торопился Сидоров. Несколько солдат замахали ему, показывая туда, где окапывался Вилов. Лейтенант Сидоров упал рядом, брезгливо отряхиваясь от пыли.

— Ну, как? Это цветики. Сейчас минометы навалятся, и жди атаки. И танки. Слышишь? Ты, Вилов, давай на правый фланг. Я — здесь. Где Гогия?

— На правом фланге.

— Жми к нему!

Солдаты взвода, которым командовал Гогия, завидев ротного и Давлетшина, высовывались из окопчиков.

Теперь Мезенцева нет. От этого предстоящий бой представлялся Матвею неудачным, тяжелым. Какие-то жернова мелют и мелют. И злость, отчетливо понятая, заполнила его. К ней примешивалось желание показать себя Вере — ему ничего не страшно, он в полный рост пойдет навстречу фрицам и будет их крошить. Он бежал за Давлетшиным. наливаясь неудержимой дикой яростью. Собственная жизнь потеряла всякую цену. Все, что было в его жизни до этой минуты, выпало. Лишь на мгновение мелькнуло: «А кто-то где-то смеется. Нет, этого никогда не было». Как долго, целую вечность бежит он по кукурузе — перед глазами одна широкая спина Давлетшина да эти стебли с длинными листьями. Почто он такой древний? Казалось: тысячи лет вот гак же он бежал по полю. Только без автомата. И ничего нет, кроме утерь. Теперь Мезенцев. Чья очередь?

Сзади бухнул снаряд. Тутой толчок воздушной волны в спину будто подтолкнул: Матвей вновь обрел цепкость сознания, твердость ног, остроту глаз. Нет, не возьмешь!

Начался налет. «Если выдюжим до темноты, ночью не полезут, — подумал Матвей, устраиваясь в своем окопчике. — Солнца на одну атаку осталось».

И вскоре атака началась. Зарывшиеся уже по грудь солдаты чувствовали себя увереннее. Однако цепь все же была жилковатой, и это тревожило. Но чья бы то ни была смерть, в том числе собственная, уже потеряла острый, болезненный смысл.

Вилов окинул взглядом ломаную линию ячеек. Лосев дымит самокруткой, обжигая пальцы, поглядывает вперед на грязно-серые мундиры. Батальонные «самовары» густо кладут мины, но мундиры залегают, вскакивают, бегут и снова сливаются с землей. Лосев, затушив окурок и сунув его в карман, вопросительно посмотрел на Вилова. Тот показал на цепь.

— Чего?

— Выбивай офицеров! По офицерам! — крикнул ротный.

Лосев мотнул головой: дескать, понял. Тоже закричал:

— Сбрось фуражку! — и потрогал свою голову.

Вилов махнул рукой: отстань. Деловитая фигура Лосева выглядела как-то по-домашнему. Вот он выстрелил — офицер, махавший рукой солдатам, которые спрыгивали с бронетранспортера, осел на колени и упал в траву. Вилов окинул наступающих взглядом: два танка, бронетранспортер, пехота сзади. «С батальон, не меньше».

— Без команды не стрелять! — Вилов услышал: «Чего?» Это спрашивал Лосев. — А ты дуй! Давай, давай! Не тебе! — закричал он Лосеву.