За далекой чертой

Сажусь за стол для пикника. Мне надо бы замешать картофельный салат, чего я не успела сделать перед выходом из дома. Но вместо этого я пялюсь на погасший экран телефона. Потом быстро провожу по нему пальцем. Дисплей вспыхивает фотографией первого письма, прочтенного мной, письма для Мэри Робертс от «мамы». Письма никак не идут у меня из головы. Чья это мама? Откуда у бабули письма, адресованные некой Мэри? Может, автор письма – моя прабабушка?

Качаю головой и кошусь на бабулю – та всецело увлечена Броуди. Снова перевожу взгляд на телефон, вбиваю в поиск Мэри Робертс, пролистываю результаты с мыслью о том, что вряд ли найду стоящую информацию, слишком уж распространенное имя. Длинный перечень ссылок подтверждает мои опасения. В мире живут сотни Мэри Робертс, и если даже я выйду на след той самой, как я это пойму? Мне ведь о ней ничего толком не известно – лишь то, что в 1971-м она была жива, а до этого переехала из Англии в Австралию.

За спиной у меня какой-то юный велосипедист врезается в ребенка на самокате. Крики, вопли и суматоха на миг отвлекают меня. Сердце громко бьется в груди. Адреналин, придающий мне сил последнее время, тут же вступает в игру; чтобы разворошить во мне тревогу, много усилий не нужно, а детский плач справляется с этой задачей лучше некуда, если учесть, что у меня шалят гормоны.

В перерывах между глубокими вдохами пролистываю результаты поиска. Мне попадаются странички в соцсетях, фотографии улыбающихся женщин разных возрастов. Встречаются газетные статьи, новости о церемониях награждения, анкеты на сайтах для профессионалов с разными вариациями имени Мэри Робертс. Любая из найденных мной женщин постарше может оказаться той самой. Вот только это никак не проверить. Сейчас я больше ничего не могу сделать. Надо готовить ужин, пока никто не взбунтовался и не слопал целую пачку шоколадных бисквитов, которую я припрятала на дне сумки-холодильника.

– Помощь нужна? – спрашивает бабуля и садится на скамейку рядом.

– Не откажусь! Спасибо, ба. Можно накрыть на стол. Вон в той корзине лежит скатерть с бумажными тарелками, – киваю на плетеную корзину, прикрытую красно-белой тканью.

Бабуля идет к ней и принимается за работу. Ее седые волосы повязаны синим платком, который подчеркивает небесно-голубой цвет ее глаз. Мне часто говорят, что у меня такие же, и мне радостно от мысли, что простое сходство особым образом нас объединяет.

– Какая ты сегодня красивая, ба.

Ее пухлые губы расплываются в широкой улыбке.

– Спасибо, солнышко. Ты и сама прекрасно выглядишь. Впрочем, как и всегда!

Очень хочется закатить глаза и саркастично подметить, что я сегодня совсем не спала и успела только накрасить губы блеском и завязать небрежный хвост, но я учусь принимать комплименты, а не отмахиваться от них. Так что просто благодарю бабулю и продолжаю мешать салат, хотя внутри все сжимается.

Папа ставит на стол пустой поднос.

– Кажется, мы забыли лук.

– А, точно! Надо срочно исправляться. А то ба нас не простит. – Подмигиваю бабуле и протягиваю папе контейнер с нарезанным луком.

Ба смеется.

– Барбекю без лука не бывает!

– А по-моему, очень даже бывает, – возражает папа.

– Тогда это неправильное барбекю, – заявляет ба.

Он кладет ладонь ей на плечо, наклоняется и целует в щеку. Быстро, едва касаясь губами тонкой, как бумага, кожи. Но бабуля тут же краснеет, прикрывает щеку рукой, поднимает на папу полный обожания взгляд.

– Это за какие такие заслуги?

– Просто я люблю тебя, вот и все.

Она нащупывает и сжимает его ладонь.

– А уж как я тебя люблю, ты и представить себе не можешь, сынок.

Папины глаза блестят.

– Прости меня.

– И ты меня, – просит она.

– Иногда я говорю то, чего вовсе не думаю. Когда я рядом с тобой и папой, со мной творится что-то необъяснимое. Меня точно отбрасывает в детство, я опять становлюсь озлобленным подростком. Но я борюсь с этим.

Ба заключает его в объятия.

– Спасибо тебе, милый. Для меня это очень важно.

– Я знаю, что вы с папой старались как могли. Мне жаль, что я так мало интересовался вашим детством и семьей. Прошлый раз я неправильно сформулировал свой вопрос. Но искренне хочу знать на него ответ.

Бабушка шмыгает носом, вытаскивает бумажный платочек из рукава кардигана, сморкается.

– Однажды я обязательно тебе все расскажу.

Папа сжимает ее ладонь и уходит. Меня переполняют чувства. Случилось именно то, на что я так надеялась, когда затевала семейный ужин. Но ссора папы с бабушкой разрушила мои надежды. Я даже боялась, что они больше не смогут общаться. И все же продолжила открыто говорить обо всем с папой, а он оказался внимательным слушателем, готовым прощать. И теперь сердце наполняется теплым, пьянящим умиротворением.

Бабуля снова сморкается, быстро моргает, чтобы сдержать слезы.

– Я даже не ожидала, что так будет.

Обнимаю ее за плечи, прижимаю к себе.

– Я так рада, что вы пошли на примирение!

– И я, детка. Он ведь мой сыночек, и так будет всегда. Ты теперь и сама мама, так что понимаешь это чувство.