За Морем Студёным

— Я тебе, Софрон, расскажу всё сначала! — глаза Степана горели беспокойным огнём. Сидевшие по обе стороны Михаил с Фёдором устроились поудобнее на своих пеньках. — Когда я был маленьким, мой дед мне рассказывал, что однажды, великий государь Василий Иванович отправил его вместе с посольством из виднейших людей, из бояр и архиереев, в город Рим!

— Для чего туда надобно было людей посылать? — поинтересовался Фёдор. Он наклонился вперёд, расставив ноги.

— Чтоб веру латинскую соединить с православною! — ответил Степан. — Ну, так он мне говорил, как я помню… Там они встретили ихнего папу, который над всей латинскою церковью главный. Убеждали наши святители латинян об вопросах вероучительных. Но ничего не вышло! Хуже того — предлагал папа боярам принять веру латинскую, и жить в Риме. Сулил землю дивную, с садами райскими! Кое-кто из них согласился, да там и остался!

— А что твой дед? — спросил Софрон.

— А что он… Рим — великий и огромный город! Там что ни дом, то палаты14 каменные — высокие, пёстрые и цветастые, как платья девиц на праздниках! Повсюду фигуры стоят людей — мужчины и женщины… из белого камня, будто живые. А ещё, горожане на листках бумажных и на полотнах — всё пишут, и чертят, и рисуют, и картинки печатают всякие. Да… — Степан немного нахмурился и опустил голову. Он на миг прекратил вертеть нож, но затем поднял взгляд и продолжил. — Мой дед сказал латинянам, что веры не сменит. Что там, где русская земля — там и его дом. Но мне завещал, чтоб я письмо учил усердно, чтобы знал не только наше письмо, но и латинское. И что мир, созданный Богом — огромный размер имеет, и мы не ведаем, где он кончается! На западе толкуют, что уже обошли его. Хотя по-прежнему свои корабли за море посылают — и всё новые края отыскивают. Свет велик! Надобно, говорил он мне, не только для прибыли, но и для души — попасть в каждый его уголок. Эх… с грамотой у меня не шибко сладилось. А вот другой завет его я исполнил!

Степан вынул из-за пояса монетку. Аккуратно держа её пальцами левой руки, поднял перед собой и продемонстрировал. Все наклонились, чтоб лучше разглядеть. То была крупная золотая монета. С неё смотрела на товарищей, чуть выпирая с поверхности, вытянутая морда волка с острым носом. На обратной стороне имелась какая-то непонятная надпись.

— Вот, ихний рубль! — воскликнул Степан. Подержав перед собой и показав всем, он положил монету на берёзовый пень, который стоял в центре круга сидящих товарищей.

— Чудная монетка! — улыбаясь, Фёдор дружелюбно похлопал Степана по плечу. — Только у нас с тобой, Стёпка, больше нихрена и нет, кроме этой монетки!

— Это правда, — хмуро отвечал рыжебородый купец.

Софрон припомнил разговор с Ивашкой, когда тот ему сказал о служилых людях, которые изъяли все товары и добро у Степана. Хотел было полюбопытствовать Софрон, но не решился.

Михаил, меж тем, важно уселся, положив ладони на коленях. Ехидно ухмыляясь, поглядывал он на монетку, и на Степана. И помолчав немного, промолвил:

— Ну что ж, братцы! Нам днесь в Рим идти не надобно. Наше дельце нехитрое! Хотя Архангельск тоже неблизко — пятьсот вёрст! А потому, нам нужно поскорее выезжать. Вон, уж снег тает! Глядишь, так в дороге и завязнем — даже до Вологды не доберёмся! Хе-хе! — купец поправил высокий воротник своего ярко-красного кафтана. Улыбаясь, он почесал лицо и посмотрел в глаза Софрону. — Мы сейчас идём в кабак, а завтра — отсыпаемся. Ну а на другой день, с Божьей помощью, в путь-дорогу!

Софрон растерянным взглядом поочерёдно смотрел на своих собеседников. Он напрягся и с серьёзным лицом спросил Михаила:

— Что, сударь, нашего товару тебе не надобно? А говорил, что посотрудничать решил с моим отцом.

— А на что мне твой товар? — недоумевал купец. — Решили же, что на моём кораблике поплывём из Вологды в Архангельск. Там у меня товарищи есть, у них остановимся. Назад тоже вместе воротимся. Ты с нами, или нет?

— Я? В Архангельск?!

— А кто? Савелий сказал, что сам не поедет.

— Отец мне ничего не говорил! — с раскрытыми от удивления глазами отвечал Софрон. — А кому мы товары-то будем продавать?

— Кому-кому? Немцам15, из дальних стран! — воскликнул он в ответ.

— Идём в кабак! — нетерпеливо крикнул Степан.

На большом и толстом белом пне лежала сверкающая золотая монета с мордой волка. Небо порозовело. Маленькое солнышко бросало свои последние лучи. Степан сжал рукоять своего острого ножа. Он замахнулся и с силой воткнул лезвие в пень. Нож торчал из его поверхности, возле блестящей заморской монетки.

…

В кабаке было светло, тепло и просторно. И очень шумно. Отовсюду звучали весёлые крики и смех: заливистый и гулкий, иногда тяжёлый и басистый, а порою надрывный и необычайно громкий. Иные раззадорившиеся стучали тяжёлыми кубками по своим деревянным столам. Из дальнего конца кабака доносилось приятное бренчание гуслей. Звуки домры и свирели перемежались чудесным и звонким женским голосом, распевавшим:

«В сто-ольном во городе, во Ки-иеве,

У сла-авного, у князя, у Влади-имира!

Было пирова-а-ание, почётный пир,

Было столова-а-ание, почётный стол!