За правое дело

Последние слова товарища Раисы больно кольнули сердце Дениса, будто не Санину, а ему она бросила это «владыко». Санин присвоил себе труд людей, товарищей по заводу. Он же, Денис, присвоил себе, спрятал от людей, тех же товарищей по заводу, зотовское богатство. Вот и косятся на него, как на Титыча, поговорить по душам с ним и то избегают. Чем же он лучше Санина? Но почему он, Денис, должен раскрывать тайну, если этого не делают другие? Разве ни у кого больше нет своих секретов? Говорят же про маляра Ирохина, что он что-то добавляет в краску, отчего и глянец лучше, и краска сохраняется дольше. А про модельщика Позднякова даже в газете писали, что его клей лучше фабричного склейку держит. А про сам клей, про то, как его делает, — ничего! В газете! Зачем же все: и директор, и мастер цеха, и токаря добиваются от него, Дениса, секрета? И вот теперь товарищ Раиса говорит: «Когда научишься свое добро всеобщим считать — тогда и люди тебя сами почтут, добро твое не забудут». А как бы на его месте поступила она сама? Отдала бы она свое счастье людям?..

Уходя, товарищ Раиса сказала Санину:

— Хотела я тебя, Санин, завтра на вечер в горком позвать, да уж в другой раз — дел у тебя, вижу, много. А ты приди, — обратилась она к Денису. — Обязательно приходи, а то совсем от нас оторвался: и ликбез забросил, и дорогу в горком забыл. Да и Оля тебя повидать хотела, что-то она тебе сказать хочет… Ну, словом, приходи завтра. — И опять к Санину: — Ты уж отпусти его, начальник стройки, он потом с лихвой отработает. Ну, прощайте!

8

Дома Дениса встретила чем-то встревоженная мать.

— Наконец-то, сынок… Человек тебя один спрашивал. Из вашего цеха, — сообщила она после некоторого молчания. И почему-то виновато отвела глаза от удивленно глянувшего на нее сына.

— Какой человек?

— Токарь ваш. Долго ждал.

— Зачем он был, мама? — Только сейчас Денис заметил за матерью что-то неладное. И говорит, будто голос пропал, и держит себя как-то странно.

— Проведать зашел. Хвалил тебя…

— Мама, зачем он был? Ты почему не говоришь, зачем он был? — едва не вскричал Денис, догадываясь, о каком человеке сообщала ему мать и с какой целью он ждал его, Дениса.

Степанида закусила губу, съежилась от сверлящего ее взгляда сына. Неужто и впрямь в отца бешеный будет?..

— Поешь, сынок, успокойся. Без того душа изболелась, на вас глядючи. А откуда что взять?..

— Это чье сало, мама? Вы променяли на сало мои вещи?! — вскричал не помня себя Денис, разбудив спящую Анку.

— Сынок! — бросилась к нему Степанида. — Не ругайся, детишек пожалей… Ничего я ему такого не дала… разве только по малости… И горшочки твои, и печка — все цело. Уж очень он поглядеть на них просил… И опять все, как было, в мешок поклали…

— Что вы сделали, мама! — простонал Денис, с ужасом глядя на молитвенное лицо матери. — Зачем вы это сделали?!.

— Так ведь ничего же не отдала я, окромя железок двух да вару кусочку. А погляди, сколь сала принес человек. Детишки его, сало-то, уже и забыли, когда видели… Выручи, говорит, мамаша… Ничего я боле не прошу, как вот эти две железяки… — И сама обиделась, повысила голос: — А что тебе твоя комсомолка дала? Гоняет тебя по всем ночам, а чего мы от нее такое видели?..

— Мама!!.

Денис прижал к себе голову матери, не дал ей говорить.

Теперь ему было жаль мать, жаль так нелепо и глупо выданной ею тайны — за кусок сала! — жаль себя, посрамленного Саниным и товарищем Раисой; а завтра еще все узнают о его горшочках и печке, будут чинить ему допросы, высмеивать и ругаться. Вот тебе и радость, и зотовское наследство!..

— Эх, мама, мама, зачем вы это все сделали! Уж лучше меня бы спросили… Как я теперь завтра… Ну зачем вы это сделали, мама!..

9

Однако наутро никто в цехе даже не обратил внимания на Дениса. И только в обеденный перерыв нашел его, сидевшего за своим карусельным, токарь Силантьев, уже немолодой человек, год назад приехавший из деревни и вот совсем недавно получивший первый разряд токаря. Это он больше всех других донимал Дениса с резцами, жаловался на свою большую семью и плохой заработок.

Он был и вчера на дому у Дениса, выменял на сало резцы — он и раньше предлагал сало Денису.

— Ты не сумлевайся, сынок, я про твои хитрости не скажу. Так, разве что полюбопытствовал трошки, — миролюбиво заговорил он с Денисом, подсаживаясь к нему на корточки и скручивая цигарку. — А за резцы спасибочко и тебе, и твоей мамаше. Седни раза едва ими боле наковыряю. Это что же, сынок, Титыч тебе свою тайну поведал? — И, не дождавшись ответа, заключил: — И то — куды ему ее? Разве что в гроб к себе? А ты хорони ее, она тебе завсегда службу сослужит…

Денис ждал, что Силантьев попросит еще резцов, но тот еще раз поблагодарил за резцы и, даже не докурив цигарки, ушел к своему станку, уткнулся в работу. А следом явился Санин.

— Жуешь? Ну жуй, жуй, я к тебе не за делом. Так я.

И тоже подсел рядком, отечески похлопал по плечу друга.