За правое дело

— Товарищ Раиса, вот кто! — с пафосом пояснил Никитка.

Денис обмер: неужели товарищ Раиса узнала о его уходе в армию и все рассказала матери? Но тогда почему так спокойна мать?..

— Была, сыночек, была, — виновато заторопилась та, совсем сбив с толку Дениса. — На санках приехала и вот… — Она вытащила из-под своей кровати белый набитый кулек. — Подарочек тебе, премия вроде… Почитай, пудик будет, а то и побольше пшенки-то. Говорит, за твои железки от обчества и комсомола тебе. Больше бы, говорит, мамаша, ему следовало, да нету сечас у них больше-то. Может, говорит, опосля когда добавят…

Денис, слушая мать, медленно отходил: значит, товарищ Раиса не знает о его призыве в армию. И Оля молодец — не выдала его тайну. А Степанида продолжала расхваливать и товарища Раису, и крупу, и весь комсомол, лишь бы только сын не отнял у нее это богатство. И вдруг вспомнила о письме отца, извлекла из самодельного конвертика исписанный каракулями листок бумаги, дала Денису.

— Почитай-ка, сынок, чегой-то я не все поняла, милый. Раненый он был, пишет, а чего и как…

Письмо, как всегда, начиналось подробными перечислениями всех, кому отец посылал горячие приветы, низко кланялся или просил кланяться. Потом шло довольно туманное описание тяжелых боев и первых успехов армии и, наконец, коротко о себе, что был ранен, лежал в госпитале, теперь выписали. Но что было за ранение, сколько пробыл в госпитале и как выписали, в часть или домой, — неизвестно.

И в этот вечер Денис не решился огорчать мать, оставил тяжелый разговор на утро.

11

Рано утром его разбудила мать:

— Вставай, сынок, светать ужо зачинает. И мне пора. В печке каша стоит, ты уж сам…

Денис протер глаза, увидел мать уже одетой, удивленно спросил:

— А вы что так рано, мама?

— В очередь, сынок. Ноне опять, может, хлеба не хватит, так я очередь заняла…

— Постойте, мама!

Денис соскочил с нар, в одном белье подбежал к рукомойнику, смыл с лица сонную одурь.

— Мам, поговорить надо, — с волнением сказал он терпеливо ожидавшей его у порога матери. — Присядьте, мама.

Степанида вернулась к столу, села рядом с поджавшим под себя босые ноги Денисом.

— Оделся бы, вона как с полу-то дует…

— Мама… — Он прижался к ней, ласковой и спокойной, какой знал ее в лучшие времена жизни.

— Говори, сынок, чего же не скажешь?

Денис увел глаза от ее нежного взгляда, опустил голову.

— Вы не ругайтесь, мама… если что я вам скажу… Не могу я теперь от товарищей отставать, мама. И отец наш, и все, кто опять буржуев не хочет, ушли на фронт… А меня в комсомол берут, как же я один… дома буду…

— Понимаю, сынок, — глухо и, как почудилось Денису, согласно вставила мать. Будто вопрос этот был ею решен давно и только ждала его от Дениса.

— Нет, правда, мама?! — едва не вскричал тот от радости. — Вы не осердитесь? Ведь отец тоже пошел добровольцем… И все комсомольцы идут, не могу же я один оставаться, правда?.. Я еще не скоро уеду, мама, я еще в городе пока буду… Мама, вы не осудите меня?!.

Степанида взяла его лобастую голову, повернула к себе, вгляделась в его взволнованное, слегка огрубевшее лицо, словно пыталась прочесть в нем что-то другое, напугавшее ее вдруг, — и отпустила. Только глаза ее, успокоившиеся и снова добрые, кроткие, подернулись влагой.

— Решай, сынок, а я… Когда тебе туда-то?

— Мама! — Денис сжал ее в своих недюжих объятиях, зацеловал ее обветренные холодные щеки. — Спасибо, мама! Я знал, что вы поймете меня! Не бойтесь за меня, мама, не всех же там убивают, правда? Я буду писать вам… Ведь сейчас всем тяжело, правда? Зато потом будет хорошо… Мы обязательно вернемся, мама!..

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

1

Весна пришла в Саратов нежданно-негаданно. Еще с ночи подул теплый низовой ветер, окутал слободу ватным слепым туманом, а утром лучи яркого горячего солнца рвали, сгоняли его, цепляющегося за кусты и овраги, к набухшей, исчерченной санными дорогами и тропами Волге. Ясное, обвеянное ветрами, умытое туманами небо заголубело над городом, над причудливыми линиями гор, зазвучало птичьими голосами, гомоном, звоном капели.

Пришла весна и к измученным и голодным людям: на заборах, на стенах домов и рекламных витринах запестрели бодрые сводки фронтов о новых победах Красной Армии под Уфой и Петроградом, в Прибалтике и на Украине, сея надежды на скорые лучшие перемены. И старожилы, не помнившие такой ранней и дружной весны, благословляя ее приход, сулили вообще-то нещедрой саратовской земле богатые урожаи.