За правое дело

— Вот как! — уставилась на него изумленная товарищ Раиса. — Это что же так? Дружил, а теперь и поглядеть не хочешь? Нет, Луганов, это уже не по-нашему. Девчонка чуть в беду не попала, черт те что вынесла — спасибо нашим ребятам, что вовремя весь этот шалман накрыли, — а ты на нее плюешь, раньше времени ее осуждаешь. Вот бери и езжай! Пускай поглядит, каких мы красавцев делаем, чтобы своих женихов, царство им небесное, позабыла. Мы ведь их, почитай, всех… Сволочи! — И она сплюнула себе в ноги. — Ну, счастливо тебе, Луганов. Я ведь тоже воевать еду…

— Вы?!.

— А что — я? Комиссаром полка направляют — страшное дело! Это же не с вами, мелюзгой, дело иметь, это же… Ну, держи, милый ты мой человек, да не поминай лихом! — Она хлопнула его по плечу и вскочила в коляску.

— А туда съезди! — крикнула она уже из рванувшейся с места пролетки. — Это тебе мое последнее поручение! Комсомольское — комсомольцу!

2

Как ни хотелось Денису заехать домой показаться во всем своем наряде, но просьба товарища Раисы была для него больше, чем приказ.

Пересыльную тюрьму он нашел за вокзалом. Дежурный милиционер долго вчитывался в размашистые строки записки и, так ничего и не поняв, вызвал старшего. Вертел бумагу перед тупо выкаченными глазами и старший.

Потом оба читали вслух:

«Т. Е.! Устрой встречу т. Луганову с г. Стронской. Т. Р.»

— Пропуск надо, дорогой товарищ, а «Т. Е.», «Т. Р.» — это по нам… тьфу! — заключил старший.

— Постой!.. — догадливо подсказал дежурный. — «Т. Е.» — Трифон Евсеич это, начальник наш. Может, к нему надо?

Старший подумал и согласно кивнул:

— Это точно.

Дениса привели к солидному и грозному на вид человеку — начальнику тюрьмы. Однако непроницаемое, почти каменное лицо грозного начальника сразу же расплылось в приятной улыбке, едва он прочел записку.

— От товарища Раисы?

— Да.

— Ну раз сама товарищ Раиса просит, тут я… — Он бессильно развел руками. — Сюда прикажете или там? — показал он головой, дружески оглядывая Дениса.

— Там, — равнодушно ответил тот, досадуя, что встреча должна-таки состояться.

— Ясно, — встал, расправил за ремнем складки начальник. — Тогда прошу за мной.

Они миновали пакгаузы, наспех приспособленные под тюрьму, завернули еще в один дворик, отгороженный от основного колючей проволокой, и вошли в старый с прогнившей крышей барак с толстыми металлическими решетками на окнах.

— Детский корпус, — предупредительно пояснил Денису начальник. — Завтра, как вагоны будут, отгрузим, — добавил он, будто речь шла не о детях, а о каком-то тягостном для него грузе.

В широком, гулком и грязном коридоре их встретил молоденький надзиратель.

— Вот от горкома комсомола товарищ. Приведешь ему, кого скажет. Так что, пожалуйста. А товарищу Раисе привет, — добавил он, обращаясь уже к Денису.

И это «приведешь» снова неприятно царапнуло по сердцу Дениса, думавшего теперь о Верочке, о том, какой будет эта их необычная и, может быть, последняя встреча.

— Мне Стронскую. Веру Стронскую, — попросил, волнуясь, Денис, когда они с надзирателем остались одни и прошли в небольшую, слабо освещенную дневным светом дежурку.

— Минуточку. — Надзиратель порылся в каких-то бумагах, отыскал нужный список, догадливо улыбнулся Денису. — Сейчас будет. — И вышел, оставив его в томительном ожидании.

Денис, побрякивая саблей, прошелся из угла в угол, сел на единственный у стены табурет, снова вскочил, заходил по дежурке. И вздрогнул, с поспешностью обернулся на скрип: в двери, повязанная каким-то жалким подобием платка поверх старой широкой, не по плечам, кофты, испуганно глядя на Дениса своими огромными синими глазами, стояла Верочка.

— Иди, иди, не укусят! — грубовато подтолкнул ее молоденький надзиратель и опять улыбчиво взглянул на Дениса, услужливо спросил: — Разрешите идти?

Денис не слышал его вопроса. Все его внимание было сосредоточено на стоявшей перед ним Верочке, смертельно бледной, нечесаной, неумытой и все-таки красивой даже в своем ужасном несчастье.

Так и не получив ответа, надзиратель попятился и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Денису вдруг стало душно. Расстегнул шинель, сбросил давивший его своей тяжестью карабин, неловко сунул его на стол, едва не опрокинув чернильницу.

— Зачем вы нашли меня? — не выдержав долгого молчания, первой заговорила Верочка. — Я скверная, гадкая, я дрянь, как вы считаете сами… Зачем я вам?.. такому чистому, честному комсомольцу…

Верочка говорила нервно, запальчиво, и хорошенькое, еще совсем детское лицо ее было капризно-дерзким. Такой она бывала, когда отчитывала свою Марфу. Нет, она совершенно не изменилась, эта полудевушка-полуподросток. Денис даже простил ей не заслуженную им дерзость.

— Ну, что же вы? Зачем вы меня позвали? — продолжала наступать Верочка. — Браните меня, ударьте, если это вам доставит удовольствие! Ведь я дрянь, променяла вас на легкую, сытую жизнь, как вы считаете, правда? Или боитесь испачкать об меня руки? Зачем вы пришли сюда? Чтобы утешить себя моим позором? Так утешайтесь же!..