Большое число газет и журналов, например «Московские новости», «Советский Союз» и «Советская женщина», были доступны на английском, французском, вьетнамском, корейском и других языках. Брошюры, буклеты и открытки со стенда «Это вы можете взять бесплатно на память о пребывании в СССР» тысячами предлагались пассажирам каждый год в здании вокзала и в поездах. Можно было купить также значки с портретами Ленина и другие сувениры[800]
.Возможно, неудивительно, что, несмотря на идеологическое погружение пассажиров в Забайкальске, конфликт с Китаем сначала не сильно повлиял на взаимоотношения с иностранцами[801]
. В 1971 году более чем из сотни наименований различных книг и брошюр, предлагаемых иностранным пассажирам, только книга Бориса Моисеевича Лейбзона «Мелкобуржуазный революционаризм. Об анархизме, троцкизме и маоизме» на английском языке, доступная в сорока экземплярах, содержала антикитайские высказывания. Она оказалась не так востребована – половина экземпляров так и осталась лежать на полке[802]. Через три года, однако, выбор антикитайской пропаганды расширился: одна из десяти предлагаемых книг в прямом или косвенном виде ее содержала. Большая часть этой литературы была напечатана на китайском языке. Такие буклеты, как, например, брошюра Алексея Николаевича Желоховцева «Почему маоисты клевещут на СССР», изданная тиражом в несколько сотен экземпляров, были разобраны[803]. Технические проблемы с печатью могли бы объяснить задержку только в первые месяцы после столкновений на Уссури. Более вероятно, что правительственные чиновники пытались избежать каких-либо прямых провокаций на границе в первые годы начала конфликта с Китаем. Антикитайский прозелитизм в целом не доминировал, скорее упор делался на демонстрацию советских «достижений».Несмотря на все усилия, Забайкальск не стал парадным въездом в страну советского социализма. В 1972 году инспектор из Читы выявил множество недостатков, которые во многом перекликаются с проблемами 1950-х годов: в зале ожидания для иностранных граждан отсутствовал портрет Ленина, а также плакаты о пятилетнем плане. Инспектор остался недоволен уровнем образования и внешним видом служащих. Кассир, киномеханик, работники багажного отделения и даже начальник станции не были одеты в положенную униформу. Снабжение привокзального магазина и киоска «Союзпечати» было неудовлетворительным: отсутствовали зубная паста, швейный набор, носки и другие нужные в дороге предметы. Ресторан, обслуживанием которого занималась единственная официантка, предлагал скудный набор блюд из меню на русском языке. Местная пресса также жаловалась на то, что посетителей там регулярно обсчитывают[804]
.Когда советско-китайская дружба подошла к концу, Москва попыталась сделать из приграничной станции Забайкальск, первой остановки в самом сердце коммунизма, витрину Советского Союза как прогрессивного государства, используя для этого громкоговорители, показы фильмов и организованные разговоры «в кругу друзей». Вопреки всем недостаткам и чрезмерной ритуализации станция для некоторых путешественников из Северного Вьетнама или Северной Кореи, возможно, действительно казалась привлекательной. Там они впервые могли видеть вещи, недоступные в Ханое или Пхеньяне, но которые были редки и в самом Советском Союзе за пределами Москвы или Ленинграда. Финские и западногерманские пассажиры, наоборот, скорее удивлялись грубой пропаганде и необычным фотографиям телят и т. п. Однако в любом случае каждый путешественник понимал, что после двух часов паспортного контроля, таможенных инспекций и покупок – граница наконец-то пройдена.
ДИПЛОМАТИЯ СЦЕПЩИКОВ: ПОГРАНИЧНОЕ НАСЕЛЕНИЕ КАК АГЕНТ ДИПЛОМАТИЧЕСКИХ ОБМЕНОВ
Даже после заметного охлаждения двусторонних отношений в начале 1960-х годов советские железнодорожники, профессиональные обязанности которых включали межграничные контакты, продолжали поддерживать дружеские отношения с китайскими коллегами и местным населением[805]
. И хотя зоны контакта советских и китайских жителей пограничья сжались, присутствие специалистов с другой стороны границы на железнодорожных станциях Забайкальск и Маньчжурия не было чем-то особенным. Межнациональные обмены железнодорожников были заморожены только тогда, когда Культурная революция достигла своего апогея[806].