Опасность исходила не только от большевиков. В конце октября 1921 года разбросанные войска Унгерн-Штернберга, пробиваясь из Маньчжурии, вошли вглубь российских и монгольских территорий. Остатки белого войска совершили набег на Агинскую степь и угнали более девятисот лошадей, вынудив многих бурят пересечь границу в сторону станции Маньчжурия. Через три дня, когда законные владельцы прибыли в железнодорожный город, многие лошади были уже погружены в поезд, следовавший в направлении Харбина. В это время красные партизаны, наступавшие со стороны Внешней Монголии, совершили набег на Агинскую степь, воспользовавшись тем, что кочевники находились на ст. Маньчжурия. Конокрадство, распространенное среди русских в регионе, часто приводило к актам насилия и даже к убийствам[442]
.После поражения белых налеты в степях Даурии продолжали происходить так же часто и продолжились до конца 1920-х годов. Только за два месяца – с сентября по октябрь 1927 года – власти зарегистрировали пятнадцать ограблений в борзинском районе, многие из которых произошли при свете дня. Помимо другого имущества было украдено пятьсот лошадей. Обычно украденные животные продавались за границу. Буряты чаще других становились жертвами конокрадства. Иногда лошади пропадали прямо на глазах чиновников, как это однажды случилось при штабе комендатуры ОГПУ в Кулусутае. Безнадежно недоукомплектованные силы советских пограничников и милиции – только четыре офицера работали во всем районе – не могли адекватно и своевременно решить эту проблему[443]
.Эти опасности постреволюционного фронтира объясняют действия бурят Агинской степи, таких как Аюж Жамсаранов, Тайбог Нимаев и Мунко Паршинов. Примерно десять лет эти пастухи скитались вместе, проделав расстояние в сотни километров и обходя различные опасности революционных времен. Когда большевики добрались до Забайкалья в 1920 году, Нимаев, Жамсаранов, Паршинов и многие другие хори-буряты ушли из Агинской степи на территории вокруг реки Халхин-Гол во Внешней Монголии, где и оставались до 1923 года. В конце того же года правительство в Улан-Баторе (бывшей Урге) начало сотрудничество с советскими войсками и обложило бурят налогами, тогда многие из них вернулись в родную Агинскую степь, незаконно перейдя границу примерно в пятидесяти километрах на юго-запад от Борзи[444]
. Недовольные условиями жизни на советской стороне и не желая отказываться от своей локальной идентичности, некоторые пастухи начали призывать к окончательному переезду в Хулун-Буир. Нимаев с соратниками тайно договорились с китайскими пограничниками об обеспечении безопасного перехода через границу. Декабрьской ночью 1924 года сотни бурят пересекли границу примерно в пятидесяти километрах на юг от станции Даурия. Согласно договоренности, хулун-буирские пограничники получили по одному барану с юрты, некоторые дали и больше. В 1925 году, однако, когда власти Хулун-Буира потребовали уплаты налогов, пастухи снова вернулись в Советский Союз.Когда начались коллективизация, в ходе которой отдельные пастушьи семьи принудительно закреплялись за колхозами, и раскулачивание, многие буряты приготовились к последнему побегу. В январе 1929 года Тайбог Нимаев со своим скотом располагался примерно в тридцати километрах от международной границы Советского Союза. Кочевники вновь заблаговременно договорились с китайскими властями и русскими эмигрантами. Великий переход начался ночью 10 февраля 1929 года. Лед на Аргуни сотрясался под копытами лошадей, верблюдов, овец и коз, когда триста семей пересекли реку у Абагайтуя со всем имуществом и скотом, состоящим из более чем ста тысяч животных. Только когда на помощь все еще недоукомплектованному патрулю прибыло подкрепление, некоторые пастухи были остановлены на реке. К этому времени обе стороны понесли потери. Многие пастухи, остановленные советскими пограничниками, воспользовались неразберихой и исчезли в ночи на советской стороне. Пограничники арестовали только сорок три бурята и конфисковали их скот, среди арестованных был и Тайбог Нимаев. Семьи были осуждены и должны были уплатить штрафы от 4093 до 12 157 рублей в зависимости от поголовья скота, которое они пытались перегнать. Ни один из «богатых пастухов», как их тогда называли, не мог, однако, заплатить такой штраф, и в 1930 году их стада были «проданы» государству[445]
. Масштабы коллективного побега людей и животных в этом случае исключительны, но не уникальны. Особенно во время коллективизации хори-бурят в Агинской степи было предпринято множество других, хотя и менее масштабных, попыток пересечь советскую границу с целью спасения скота и, таким образом, средств существования[446].