За степным фронтиром. История российско-китайской границы

Хори-буряты не были единственными местными жителями, которые угоняли свой скот за пределы советского государства. Среди пастухов, пересекавших границу, также встречались русские казаки и иногда китайцы[447]. Константин Андреевич Зябликов (1876 г. р.) из села Кулусутай Борзинского района также переживал за свой скот. В 1918 году бывший казак бежал с белыми в Монголию. Вернувшись в 1919 году в Забайкалье, он был вынужден снова бежать, на этот раз перед наступлением Красной армии в 1920 году. Вернувшись во второй раз в 1921 году, он оставил свой скот во Внешней Монголии, так как думал, что там он будет защищен от конфискации Красной армией. Вскоре, однако, Монголия перестала быть безопасным местом для кочевников и казаков. В начале 1929 года Зябликов нанял монгольского пастуха Цуку Кукунова перевести его скот обратно в Кулусутай на советской территории. Зябликов пытался постепенно тайно продать свой скот. Вскоре, однако, местные власти узнали о его намерениях, забрали его скот и передали его местному колхозу. Отчаявшись, Зябликов выкрал тридцать лошадей и четырнадцать голов крупнорогатого скота из колхоза и попытался сбежать в Китай. Но 7 февраля 1930 года старика выследил и арестовал отряд даурской пограничной кавалерии[448].

Пограничники и преданные исполнители указаний Москвы о коллективизации к 1930 году стали представлять для пастухов большую опасность, чем мародеры. Советские солдаты иногда преследовали казацких и бурятских пастухов, бегущих через границу на китайскую территорию, стреляя по ним из пулеметов[449]. Эмиграция, вызванная Гражданской войной и коллективизацией, заставила Москву усомниться в преданности жителей приаргунья. Объятые паранойей большевики создали новые институциональные и правовые условия в советском пограничном регионе, которые мы подробно рассмотрим в следующей главе. К этому времени степные кочевники уже хорошо знали, где проходила государственная граница, и были хорошо осведомлены о том, чем чревато ее пересечение. Стремление сохранить традиционный уклад жизни двигало ими в попытках перейти границу.

КРАСНЫЕ ЮРТЫ В СТЕПИ: КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ СЕЛЬСКИХ ЖИТЕЛЕЙ ПОГРАНИЧЬЯ

Коллективизация стала основным механизмом получения советской властью большего контроля над жителями пограничья. Между 1929 и 1933 годами традиционное сельское хозяйство было переведено в крупные единицы – колхозы, таким образом, экономические возможности считавшихся богатыми фермеров или кочевых пастухов (кулаков) были уничтожены, и крестьяне были подчинены морально и физически. Во многих частях страны коллективизация привела к ссылкам, голоду и другим бедам, унесшим миллионы жизней[450].

Коллективизация советского пограничья позволила освободить спорные и уязвимые территории от подозрительных для режима людей. До 1930 года большинство кочевников и казаков аргунского пограничья все еще проживало вполне изолированно от национальных рынков, ведя почти натуральное хозяйство. Однако в течение нескольких лет Забайкалье стало наиболее успешно коллективизированным районом к востоку от озера Байкал. Несмотря на жесткое сопротивление крестьян и кочевников вдоль границы с Китаем и в других районах, к 1934 году в регионе действовало 1145 колхозов[451].

Обратившись к судьбам кочевников в окрестностях Кулусутая – того самого села, из которого бежал Константин Андреевич Зябликов, можно проследить, как сельские жители фронтира становились советскими колхозниками или нарушителями границы. Основанный в 1728 году как казачий караул примерно в сорока километрах от Борзи поселок располагался у монгольской границы. Именно в Кулусутае возник национальный сомон «Новая Заря»[452]. Он был создан в 1925 году после того, как большое число бурят Агинской степи, таких как Тайбог Нимаев, вернулось из Внешней Монголии на советскую территорию. Помимо двадцати семи казацких деревень, «Новая Заря» стала единственным бурятским поселением во всем борзинском районе[453]. Всего 384 юрты и 1503 человека были зарегистрированы в «Новой Заре» в феврале 1929 года. Семьи были распределены следующим образом: 91 юрта принадлежала богатым кочевникам (кулакам и зажиточным), 49 юрт занимали середняки, а 48 юрт – бедняки. Оставшиеся 196 юрт были освобождены от сельскохозяйственного налога: поскольку кочевники пасли свой скот в пределах трехсот километров от сомона, они не могли быть включены в классификацию крестьян местными властями.