За столбами Мелькарта

– Ты не подумал о том, что вместе с колонистами прибудут сюда и алчные купцы или наглые пираты вроде Мастарны. Они сделают доверчивых островитян своими рабами.

– Да, ты прав, – согласился Ганнон. – Я об этом не подумал. Сюда надо пустить только избранных, благородных людей.

Грек, видимо, хотел что-то возразить, но возглас Ганнона отвлек его:

– Смотри, как странно ведет себя эта собака!

Мидаклит обернулся. За время пребывания на острове карфагеняне успели приглядеться к огромным четвероногим, напоминающим молосских псов ростом и длинной желтоватой шерстью, только эти псы были совершенно беззлобны. Эти животные почитались здесь священными существами, подобно быкам у ливийцев и крокодилам у египтян.

У собаки, попавшейся им на глаза, был какой-то жалкий и растерянный вид. В зубах она тащила щенка. Тревога животного никак не гармонировала со спокойствием, разлитым вокруг.

Путники вышли на луг, пестревший яркими, невиданными цветами. Среди них выделялись оранжевые колокольчики и папоротник с вейями, отливающими золотом.

– Если бы эти цветы росли в Элладе, кто бы стал украшать себе голову лавром, а вазы и амфоры плющом? – С этими словами грек сорвал несколько растений и бережно, чтобы не смять, положил их за край своего плаща.

Луг манил к себе.

– Отдохнем, – предложил Ганнон. – Полдень еще не скоро.

Друзья растянулись на траве. Вдыхая утреннюю свежесть и аромат цветов, Ганнон задумчиво глядел на плывущие по небу причудливые облака. Счастье уплыло от него, рассеялось, как призрачное видение в пустыне. Остаться бы здесь, на этом чудесном острове, с Синтой, и ему не нужны ни власть, ни богатство, ни слава.

К шелесту трав прибавился какой-то новый звук. Приподнявшись на локтях, Ганнон увидел, что со скал, огибающих луг большим полукружием, спускались козы. Они так ловко прыгали, что их можно было принять за диких. Но вот из-за поворота показался пастух. Он играл на свирели.

Стадо приближалось. Козы шли прямо на людей, нисколько не пугаясь их.

– И козы здесь так же доверчивы, как и люди, – вздохнул Мидаклит. – Звуки свирели заменяют свист бича.

Когда пастух и стадо скрылись из виду, путники встали и двинулись тропой, извивающейся между скалами. Легкий ветер ласкал лицо, трепал волосы Ганнона.

– Ты смеешься над своим учителем за его любовь к Гомеру, – молвил Мидаклит, – но не Гомер ли описал этот чудесный остров, не он ли поведал нам о златовласом Радаманте:

Ты за пределы земли на поля Елисейские будешь
Послан богами, туда, где живет Радамант златовласый.
Где пробегают светло беспечальные дни человека,
Где ни метелей, ни ливней, ни холода люди не знают,
Где сладкошумно летающий веет Зефир океаном,
С легкой прохладой туда посылаемый людям блаженным.

Ганнон уже не раз слышал эти строки, но лишь теперь он осознал их пророческую силу. Как мог поэт, никогда не бывавший здесь, дать такое проникновенное описание природы острова Атлантов? Откуда он слышал о Радаманте?

К полудню путники вступили в сосновый лес. Пахло хвоей и смолой.

– Смотри, какие длинные иглы у этих сосен! – восторгался грек. – Здесь все не так, как у нас в Элладе. А птички с красной спинкой и желтым брюшком! Видел ли ты нечто подобное?

Солнце уже клонилось к западу, когда путники остановились у огромного дерева. Толщиной своего ствола оно не уступало исполинскому дереву Страны Высоких Трав, но было выше его. Ствол его был совершенно гладкий, без всяких ветвей, и только на самой его макушке ветви образовали густой пучок наподобие вычурной прически карфагенской модницы или букета цветов. В сероватой коре дерева были пробуравлены отверстия, из которых вытекали алые капли. Трава у подножия дерева была красной.

– Пурпурное дерево! – воскликнул грек.

Мидаклит вытащил нож и стал ковырять им кору.

– Не хочешь ли ты и здесь начертать мое имя? – пошутил Ганнон. Но сразу по его лицу пробежала тень. Ведь в Стране Высоких Трав их было четверо. Нет Малха и Бокха…

Грек не успел ответить. Послышался какой-то гул, переходящий в грохот. Казалось, дребезжа, катилась с горы колесница. Ведь Радамант назвал гору со снежной вершиной Колесницей богов. Раньше это название казалось Мидаклиту странным, а теперь… Мидаклит еще в детстве испытал землетрясение в своем родном Милете. Ему вспомнились развороченные мостовые, развалины, мечущиеся люди…

– Бежим! – крикнул грек. – Здесь оставаться опасно!

Что было сил они побежали к морю. Сзади гремело, с треском валились деревья. Катились обломки скал. И вдруг все стихло. Только волны поднимались так высоко, что, казалось, вот-вот они поглотят остров.

– Вот чего боялась собака! – промолвил Ганнон, опускаясь на траву. – Природа наделила это животное удивительным чутьем!