За столом с Пушкиным. Чем угощали великого поэта. Любимые блюда, воспетые в стихах, высмеянные в письмах и эпиграммах. Русская кухня первой половины

Выложи из раковин устерсы с натуральною своею водою в кострюлю, приложи к тому пять, или шесть ложек воды, и вари устерсы; после выложи оныя на сито, чтоб вода с оных стекла в чистое судно и потом устерсы положи в кострюлю вместе с тертым хлебом, масла коровьего величиною с гусиное яйцо, четвертую долю мушкатнаго ореха, осьмую долю штофа рейнвейну, на оное влей воду, которая с устерсов стекла, и вари все вместе, мешая хорошенько. При отпуске можно приправить, положа в оное 4 рубленые сардели, и свежего лимонного соку по пропорции. Можно оным и другие разные кушанья приправлять, а вместо тертого хлеба кладется иногда в кушанье и сыр пармезан.

Куры с устерсамиш

Изрезав кур в кусочки, по произволению отварить в воде; потом, растопи коровьего масла, и положа в оное муки, изрезанную в кусочки курицу, приложа луку и лаврового листу, жарить в оном; наконец прилив мясного отвару варить и вдоволь; а когда поспевать будет, вложить устерсов, лимонного соку и несколько коровьего масла.

Каплун с устерсами

Приготовля каплуна по обыкновению, смешать пол-фунта масла коровьего с несколькими пригоршнями тертого хлеба приложа несколько мушкатнаго цвету и лимонной корки, устерсов, начинишь каплуна и зажарить на вертеле, или в полуфунте масла в кострюле, покрыв, утушить спело; потом приправать соусом, деланным с устерсами, также и без оного в собственном своем отваре, и на стол отпускать можно.

Веселое мотовство и кутежи с друзьями. Роман с коварной женщиной, шпионкой и авантюристкой Каролиной Собаньской. Еще роман с красавицей-итальянкой женой купца Амалией Ризнич. Наконец, роман с самой графиней Воронцовой и изысканное наслаждение наставить рога собственному начальнику… И великолепные, искрометные стихи, которые, как будто, ничего не стоили их автору. Кажется, Пушкин был рожден для Одессы, для такой лихой и отчаянной жизни.

На самом деле жизнь Пушкина в Одессе вовсе не такая беззаботная. Жалования (700 руб. в год) не хватало, а как вам уже известно, Сергей Львович не из тех людей, что легко расставались с деньгами. Александр писал брату: «Изъясни отцу моему, что я без его денег жить не могу. Жить пером мне невозможно при нынешней цензуре; ремеслу же столярному[76] я не обучался; в учителя не могу идти; хоть я знаю закон Божий и 4 первые правила – но служу и не по своей воле – ив отставку идти невозможно… Все и все меня обманывают – на кого же, кажется, надеяться, если не на ближних и родных. На хлебах у Воронцова я не стану жить – не хочу и полно – крайность может довести до крайности – мне больно видеть равнодушие отца моего к моему состоянию, хоть письма его очень любезны. Это напоминает мне Петербург – когда, больной, в осеннюю грязь или в трескучие морозы я брал извозчика от Аничкова моста, он вечно бранился за 80 коп. (которых верно б ни ты, ни я не пожалели для слуги)».

Позже, в одном из черновиков десятой главы «Онегина» появятся такие строки:

Я жил поэтом
Без дров зимой, без дрожек летом.

Просить денег у отца – унизительно. Самый простой и очевидный способ достать денег – это зарабатывать тем, что у него так хорошо получалось – стихами и поэмами. Но и на этом пути поджидали неожиданные препятствия.

Еще из Кишинева Александр Сергеевич писал Вяземскому, жалуясь на цензуру: «Аристократические предубеждения пристали тебе, но не мне – на конченную свою поэму я смотрю, как сапожник на пару своих сапог: продаю с барышом. Цеховой старшина находит мои ботфорты не по форме, обрезывает, портит товар; я в накладе; иду жаловаться частному приставу; все это в порядке вещей».