Что еще могло стоять в шкафчике дяди Онегина? О, выбор богатый: красная смородиновка, черная смородиновка, рябиновка, костяничная наливка, крыжовниковка, малиновка, клубнишник, черничник, черемуховка, можжевеловка, терновка, яблоновка, абрикосовка, брусничник, розоновка (из лепестков роз), ежевичник или куманичник, дулевка (дули – сорт груш), наливка из винных ягод, наливка лимонная и померанцевая. Хватит, чтобы занять целый шкаф.
Но к наливкам был не равнодушен не только дядя Онегина, но и Пушкин. И.А. Арсеньев вспоминает: «Я должен сознаться, что великий наш поэт оставил во мне, как ребенке, самое неприятное впечатление; бывало, приедет к нам и тотчас отправится в столовую, где я с братом занимался рисованием глаз и носов или складыванием вырезных географических карт. Пушкин, первым делом, находил нужным испортить нам наши рисунки, нарисовав очки на глазах, нами нарисованных, а под носами черные пятна, говоря, что теперь у всех насморк, а потому без этих “капель” (черных пятен) носы не будут натуральны. Если мы занимались складными картами, Александр Сергеевич непременно переломает, бывало, кусочки и в заключение ущипнет меня или брата довольно больно, что заставляло нас кричать. За нас обыкновенно заступалась “девица из дворян” Ольга Алексеевна Борисова, заведывавшая в доме чайным хозяйством и необыкновенно хорошо приготовлявшая ягодные наливки. Она говорила Пушкину, что так поступать с детьми нельзя и что пожалуется на него “господам”.
Тут Пушкин принимался льстить Ольге Алексеевне, целовал у нее ручки, превозносил искусство ее приготовлять наливки чуть не до небес, и дело кончалось тем, что старуха смягчалась, прощала “шалопуту”, как она его называла, и, обратив гнев на милость, угощала Пушкина смородиновкой, которую он очень любил.
Ни один приезд к нам Александра Сергеевича не проходил без какой-нибудь с его стороны злой шалости».