— Прекратите, — сказала Бэлла. И одно тихо сказанное слово, которого в шуме, казалось бы, невозможно было расслышать, вмиг остановило всё — и смех, и шепотки по углам. Спустя миг девицы, как ни в чём не бывало, зашумели снова. И конечно, Бэлла сделала вид, будто это не она, на долю секунды выйдя из образа, показала ту себя, настоящую, о которой он только подозревал, но не знал. И, конечно, он ей, как и все, подыграл. Конечно, конечно, конечно… Но делать вид — не значит не делать выводов. Он свои сделал сразу. Но ещё больше отложил на потом. Информацию нужно было осмыслить. Выбрать из кучи мусора ценное. А пока… Нет, они что, и впрямь похожи? Давид скосил взгляд на мальчишку, который смотрел на него тёмными смешливыми глазёнками, и улыбнулся. Масти они точно были одной. Отсюда и выводы. Ну и ладно. От него не убудет. И даже несколько лестно, что его записали в отцы.
Глава 8
Девки у неё были понятливые. Праздник свернули быстро. Точней не так… Не девки, и не у неё. Да и какой это, к чёрту, праздник, когда тебе сорок стукнуло? И ведь не то чтобы Бэлла желала повернуть время вспять. Нет-нет, она ни за что бы не хотела вернуться на пять лет, на десять, и уже тем более — на пятнадцать. Чисто с житейской точки зрения Бэллу сорок вполне устраивали. А из минусов она могла отметить лишь необходимость регулярно посещать косметолога и проводить ежегодный медицинский осмотр, чтобы свести к минимуму последствия того отрезка жизни, когда с ней обращались хуже, чем с собакой. Удавалось ли ей это? По большей части да. В сравнении со СПИДом, которым Бэлла вполне могла заразиться в пакистанском борделе, чуть опущенная почка и бесплодие казались вполне приемлемыми диагнозами. У неё на теле каким-то чудом даже шрамов не осталось. Лишь один, на виске…
Словом, к своим сорока, как это и было задумано, Бэлла зажила той жизнью, о которой мечтала. Она нажила состояние и свернула всю свою подпольную деятельность сразу же, как только почувствовала твёрдую почву под ногами. Просто потому, что с каждым годом ей всё сложнее и сложнее было себя убеждать, что она ничего плохого не делает. Что десятки девчонок сами к ней идут в расчёте на лёгкие деньги и прекрасно осознавая, на что же они подписываются. Что она, вся такая чистенькая, никого не вовлекает… в проституцию, если без купюр. Что она — едва ли не святая, которая помогает всяким идиоткам выжить в этом непростом мире… В какой-то момент врать себе стало невозможно. Да и не стремилась она всю жизнь оставаться их мамкой.
Мамой… да. Но не их.
— Синок!
Бэлла обернулась на голос сынишки. Выучив какое-то новое слово, он днями повторял его, как попугай, доводя Бэллу этим буквально до белого каления. И вот ведь как: обычно она понимала, что Родька говорит, а тут «щенок» — не «щенок»… Поди разбери, что он бормочет. Она не смогла, а вот Гройсман предположил, что эта абракадабра — производная от слова «сынок». И, подумав, Бэлла согласилась с этой мыслью. Она ведь слышала, что Давид так Родьку назвал. Даже при ней несколько раз, не стесняясь, потому что при обращении к ребёнку это, наверное, вполне расхожее слово. А вот Родька ухватился за него и стал попугайничать. Было это так мило, что у неё в горле каждый раз образовывался гигантских размеров ком. И хотелось сказать: «Не надо, не говори так. Ну какой он тебе сынок?»
И не хотелось одновременно с этим.
Бэлла подхватила Родьку на руки, звонко чмокнула того в нос и качнула головой, подтверждая:
— Да! Ты мой сынок.
— И мой, если верить вашим…
Бэлла чуть не подпрыгнула — Давид до жути её напугал! Она-то полагала, что все уже разошлись! В последний момент удержавшись от вскрика, Белла выдохнула:
— Подругам! Моим подругам.
— Ага. Интересные они у вас. Все как на подбор.
Ну да. Разнообразие — двигатель бизнеса. Пусть даже теперь каждая из её девочек сама по себе. Это все понимают. А он? Что-то заподозрил или… Бэлла взволнованно облизала губы. Почему-то ей, той, кому давно уже было плевать на чужое мнение, сейчас было совершенно не все равно на мнение Давида. И это пугало ровно так же, как и все другие странности, которые она ощущала, находясь в непосредственной близости от него.
— Спасибо.
— Но ты как будто была им не рада?
— Когда они собираются вместе, поднимается невообразимый галдёж. Я думала, вы ушли вместе.
— Так и было. Но я потом вернулся. Мы с Мотей столкнулись в коридоре.
— Это она тебя впустила?
— Только не ругай её за это, лады? Я могу быть убедительным.
— Да что ты? Никогда бы не подумала, — иронично улыбнулась Бэлла, чувствуя как внутри тает сковавший её было холод. Гройсман снова усмехнулся. В уголках глаз и губ образовались морщинки, делающие его очень привлекательным. А ведь казалось бы — кому идут морщины? Давиду…
На фоне загорелого лица его абсолютно седые, модно постриженные волосы смотрелись необычайно контрастно. Как и чёрные-чёрные брови, которые, Бэлла готова была поспорить, он не красил. Гройсман явно был не из тех мужчин, кто стал бы прибегать к подобным ухищрениям.