За тобой

Несмотря ни на что, он неплохо провёл время. Поболтал с Мотей, поиграл с Родькой. Парень у Бэллы рос смышлёным и улыбчивым. Было видно, что мальчишке не хватает мужского общества. Из-за этого он тянулся к Давиду совершенно особенным образом. Улыбался, когда тот ему подмигивал, заглядывал в рот и ловил каждое слово, будто действительно понимал, что Гройсман ему говорит. А ещё Родька то и дело обнимал его маленькими ручками и щедро одаривал колючие Давидовы щёки слюнявыми поцелуями, вызывая у того странное щемящее чувство в груди. Будто не находя себе места, это чувство ворочалось у него под рёбрами… Гройсман внимательно вглядывался в глаза мальчишки, морщил лоб, сжимал и разжимал пальцы и снова смотрел на парня в попытке понять, почему сразу несколько человек обнаружили между ними сходство. Конечно, у Давида не было сомнений, что тот ни при каких обстоятельствах не может быть его сыном (в конце концов, донором спермы Гройсман никогда не был, да и вообще никогда не сдавал свой биоматериал), но может в этом сходстве для него заключался какой-то знак? Какой? Догадаться было не трудно. Вместе с Бэллой, вместе с новой любовью и новой жизнью кто-то свыше давал ему и ребёнка. И было неважно, что он не его по крови. Давид в это верил так же, как в то, что после весны обязательно наступает лето. Он не знал только, чем это все заслужил.

Но к парню присматривался повнимательней — факт. Как родитель, по какой-то причине вынужденный пропустить очень много из жизни своего чада и страстно желающий это всё наверстать. От стремительности происходящих событий, открытий и связанных с этим перемен несколько кружилась голова. Приятно так кружилась, как после пары бокалов хорошего вина, выпитого на пустой желудок. Это было довольно странно, особенно учитывая тот факт, что сама Бэлла вряд ли догадывалась, к каким он пришёл умозаключениям и что себе напланировал. И так для него было даже лучше. Нет, для них всех! Ведь если бы Бэлла каким-то непостижимым образом проникла в мысли Гройсмана, то наверняка бы испугалась и убежала. Пугливая… Пугливая Бэлла. Знать бы ещё, что её такой сделало… Или лучше не знать? Справится ли он с её болью? Нужна ли она ему? Не достаточно ли своей?

Давид хмыкнул, понимая, что поздно пить боржоми. И как раз в этот момент на пороге кухни возникла Бэлла. Они о чём-то говорили, он не запомнил — о чём. Такая она была красивая в стильной блузке сложного кроя и довольно консервативной юбке до колен. С лёгким продуманным макияжем и рассыпавшимися по плечам, крупно завитыми локонами. Давид впервые видел её такой — при параде. И, что удивительно, он ведь вполне отдавал отчёт тому, насколько она красива. А всё равно оказался не готов в полной мере столкнуться с ней… вот такой. И даже ревность взыграла. Глупая, совершенно неоправданная ревность, что она для кого-то другого прихорошилась.

— Я вам помогу. Только переоденусь, — предложила Бэлла, пальцами одной ноги проведя по икре другой. Ничего такого в этом жесте не было — подумаешь, почесала ногу. А он, как дурак, отреагировал, настолько сексуальным ему это всё показалось. Аж перед глазами круги пошли.

— Не надо, — выпалил Давид чуть резче, чем это было оправдано, разозлился сам на себя за чуждую ему несдержанность, ткнул грязной рукой на стул. — Мы сами справимся. Отдыхай.

Ну не объяснять же Бэлле, что ему на неё, такую красивую, хочется посмотреть. Будто это сотрёт взгляды тех, кто на неё до него пялился, разве это не глупость? Еще какая. Совсем он спятил на старости лет.

— Чего это ей отдыхать? Она и так не устала, правда, Бэлла Георгиевна? Я пойду Родиона спать уложу, а вы туточки заканчивайте.

— Ты его вымой сначала, уделался он — будь здоров.

— Так ведь с тестом полезно играть. Это… это развивает… как её, бишь?..

— Мелкую моторику, — подсказала Бэлла.

— Вот именно! Всё по науке, правда мой хороший? — проговорила Мотя, вынимая Родьку из стульчика.

— Синок! Синок! — кричал тот, недовольно дёргая ногами.

— Похоже, он не хочет вас покидать, Давид Ефимыч.

Давид усмехнулся. Сынком его не звали уже лет десять, с тех пор как сначала умер отец, а за ним и мать. Слышать же «сынок» от мальчишки было забавно. Всё смешалось у него в голове. Интересно, а Родька ещё не знает слово «папа»?

— Давайте я его спать уложу.

— Это неудобно, — всполошилась Бэлла.

— Кому? — глядя прямо ей в глаза поинтересовался Давид. Она приоткрыла рот, чтобы что-то ему ответить, прежде чем сумела найти слова. Всё закончилось тем, что Бэлла промолчала, поджав губы, что, очевидно, должно было продемонстрировать её недовольство. А на деле выдало большую растерянность и что-то ещё… То, что он не смог сходу интерпретировать. Возможно, печаль или страх.