За три моря

Как всегда бывало на Востоке, слухи о надвигающейся войне давно уже гуляли по базарам. В Ормузе предсказывали, что войско Узун-Хассана скоро выступит в поход и вторгнется в турецкие пределы.

Афанасий торопился пробраться на север, пока ещё не началась война.

Но только через двадцать дней ему удалось присоединиться к каравану, который направлялся в Шираз.

Ормуз и пролив, отделявший этот город от Бендер-Абаса, остались позади…

Выйдя через Ширазские ворота, караван  стал подниматься в гору; к полудню достигли перевала.

Никитин обернулся.

Далеко внизу синело Индийское море. Там, в светлой дали, лежала Индия… Там скрывались дальние острова за тёплыми водами… Там погиб Юша…

Через город Лар добрался Никитин до Шираза.

— Вот Рокнабад, — сказал караван-баши, показывая на маленькую мутную речушку.

Никитин вспомнил вдруг Хаджи-Якуба. Ширазец так восхвалял свой родной город, его холмы, сады, дивную реку Рокнабад!

«Разыщу старика», подумал он.

Но Шираз, о котором Никитин слышал столько чудес, разочаровал его, так же как и река Рокнабад. Это был обычный персидский город, каких он видел уже немало, правда очень большой, больше Кума, Кашана и Иезда. Замечательно было только озеро, обширное и глубокое озеро Дарья-и-Махалу, в которое впадал Рокнабад. Оно лежало в чаше среди гор, на расстоянии полдня пути от Шираза, и несказанно радовало глаз в этой безводной стране камня, песка и соли.

Отдохнув в грязном и душном караван-сарае, Афанасий принялся за поиски Хаджи-Якуба. Старый ширазец говорил, что дом его стоит у Багдадских ворот. Искать Хаджи-Якуба долго не пришлось.

Оказалось, все жившие у Багдадских ворот знали его. Скоро Никитин очутился перед невысокой каменной оградой. Маленькая дощатая дверка была закрыта. Никитин звякнул медным кольцом, вделанным в дверь.

— Мир да будет с тобой, — ответил знакомый голос. — Заходи!

Афанасий толкнул дверку и очутился в чисто выметенном дворике. По стенам висели хурджумы, сбруя, пучки каких-то трав. Через двор были протянуты верёвки, а на них сохли мотки жёлтых и красных ниток. Под навесом у стены жевал солому ослик.

В середине двора на огне стоял медный чан. Маленький Хаджи-Якуб вытягивал палкой из чана только что окрашенные нитки.

Его обнажённые руки были вымазаны жёлтой и красной краской. Увидев Никитина, он от неожиданности опустил палку. Моток упал в чан, обрызгав жёлтой краской кожаный передник старика.

— Афанасий! Мой дом да будет твоим! — радостно приветствовал его старик. — Где мальчик?

— Убили нашего Юшу, — глухо сказал Афанасий, опускаясь на каменную скамью.

Лицо Хаджи-Якуба омрачилось. Он подошёл к Никитину, сел рядом с ним на скамью и молча выжидал, когда тот заговорит.

Никитин рассказал старику о своих странствованиях.

Пришла жена Хаджи-Якуба, такая же, как и он, маленькая, худенькая старушка в чёрной чадре и тяжёлых шлёпающих туфлях на босу ногу. Старики накормили Афанасия каким-то особенным, пряным пловом, лепёшками.

Семь дней прожил Никитин у ширазца, и все эти семь дней старик и его жена наперебой ухаживали за ним.

В бедном домике Хаджи-Якуба не было ковров и богатой посуды. На полу лежали кошмы, а в стенных нишах вместо дорогих украшений бережно хранились свитки стихов излюбленных поэтов Хаджи-Якуба — его великих земляков Хафеса и Саади.

Никитину нравилось здесь, и он редко уходил со двора. Ширазские улицы утомляли его, а у Хаджи-Якуба было так тихо и спокойно! Через семь дней Никитин снова отправился в путь.

Караван шёл далеко на север, через всю Персию, на Иезд, Исфагань, Кашан и Кум. Правда, из Шираза в Исфагань вёл прямой путь, но эта дорога была очень неспокойная: там хозяйничали какие-то никому не подчинявшиеся войска. Они жили грабежом. Поэтому караваны из Шираза в Исфагань ходили окружным путём, через Иезд.

Путешествовать по Персии в эти тревожные предвоенные дни стало опасно и неудобно. Иногда удавалось сразу пройти большое расстояние. Но часто караван много дней проводил в городах, выжидая удобного времени, чтобы отправиться дальше.

Никитин чрезвычайно досадовал на эти задержки. Персию он пересекал вторично, в пути на этот раз он видел очень мало нового. К тому же он вообще утратил охоту видеть новые страны.

Усталость, гибель Юши и всё нараставшая тоска по родине брали своё. Теперь он почти ничего не записывал в свою тетрадь, лишь перечислял города, где останавливался, и время, потраченное на переезды.

Летом 1472 года добрался Никитин до северной Персии. Тут ему пришлось призадуматься над выбором пути. Возвращаться старым путём, через Баку и Волгу, стало невозможно. Путь, которым ехал Никитин из Руси в Персию, был теперь закрыт. Татарский хан Ахмед воевал в это время с московским великим князем Иваном III. Плыть из Каспийского моря вверх по Волге было рискованно: была опасность попасть в плен к татарам. Никитин выбрал другой путь: на Тебриз, а потом на берег Чёрного моря, города Трапезунд и Кафу. Потом он круто повернул на юго-запад и попал в богатый торговый город Султания.