За твоей тенью

Марк выручает и на этот раз. Без договорённости, встреч и предупреждения, несколько раз он подкладывает в почтовый ящик небольшую сумму, обернув пёстрыми страницами рекламных листовок. Две тысячи рублей, три, иногда пять. «Не отказывайся, когда кто-то хочет подкинуть бабла», — я постоянно напоминаю себе слова Наты и слушаюсь совета. Принимаю помощь.

К середине месяца набираю вес, питаюсь чаще. Денег достаёт на заначку. Ослеплённая той же надеждой, я предлагаю Марку нарушить условие и всё-таки однажды увидеться, познакомиться ближе…

Дура.

Это избивает наше общение роковыми пощёчинами. Марк давит меня, как мошку, месяцами сосущую кровь.

«Тори, — пишет он, — я устал притворяться. Аренда действует до десятого января, дальше придётся платить самой или вернуться к матери. Выброси меня из головы и прости».

Одним смс он возводит между нами железную стену и обнуляет полгода дружбы, — странной, но дружбы! — будто всё было игрой или выдумкой. Парадокс, Марк. Для меня ты стал кем-то больше, чем незнакомцем без лица и голоса. Стал человеком, способным понять без слов, когда остальные даже крика не слышат. Спас и вновь научил дышать.

Марк стал моей тенью.

От досады, до дрожи в руках, я сжимаю телефон и замахиваюсь, собираясь швырнуть в стену, но останавливаюсь. Мобильник ещё пригодится. Совесть давит на плечи, заставляя сутулиться: накопленную заначку я точно так же выбросила в окно, когда получила последнее сообщение.

Нельзя быть настолько бездумной в действиях, Торь. Пора брать ответственность за свою жизнь. Спаси хотя бы себя. Для начала медленно посчитай до десяти.

Раз. Я глубоко вдыхаю.

Два. На обувную тумбу кладу очки и телефон.

Три. Выдыхаю. Поднимаюсь с пола, придерживаясь за дверную ручку.

Четыре. Сбрасываю пуховик и сапоги.

Пять. Включаю в ванной свет, бреду к раковине.

Шесть. Мочу полотенце под холодной водой, вытираю шею и смываю засохшие корочки крови.

Семь. Трогаю пальцами затылок и морщусь от колючей боли.

Восемь. Из марли, ватных дисков и хлоргексидина делаю компресс, заматываю голову, принимаю две таблетки нимесулида.

Девять. Слышу в прихожей вибрацию и уведомление входящего сообщения.

Десять. Вылетаю из ванной, споткнувшись на пороге, хватаю телефон и всматриваюсь в экран через полоски трещинок.

«Ты мне нужна, Тори. Пожалуйста, приди на площадь к новому году».

Отправитель: Марк. Время 23:06.

Я забываю о боли и треморе и радостно визжу, прощая всё, не злясь ни на что. Как есть, запрыгиваю в пуховик и вылетаю из дома, держа в руке телефон. В карманах лежат ножницы, конфеты и футляр. Очки и подарок я забываю в прихожей.

* * *

31 декабря, за 1 час до…

Город в шаге от нового года. Разносится праздничная музыка, хрустит снег, перемигиваются гирлянды, растянутые вдоль улиц. Суета постепенно утихает, уступая место развлечениям: горожане, отчасти уже пьяные, стягиваются в центр — к площади Мира — в ожидании, когда часы пробьют двенадцать раз и обновится календарь. Без очков я воспринимаю людей спокойнее, их лица размыты.

Обезболивающее смягчает тяжесть в голове. Спрятавшись под фланелевый капюшон пуховика, я быстрым шагом, лишь бы не опоздать, иду до самой площади. Пять остановок. Всего пять. Внутренний голос молчит: что говорить? Я нужна Марку. Нужна! Только это имеет значение.

Через каждые десять метров, считая шаги, я проверяю телефон. Зарядка на исходе, но до полночи продержится. Новые сообщения не поступают, последним высвечивается мой ответ, напечатанный второпях: «Бгу! жди!»

Не доходя до Торговой площади, я притормаживаю ровно под золотистой вывеской закрытого кафе «Кофе, чай, два пирога». С тоской заглядываю в окна и щурюсь для чёткости. По тёмным стенам ползут незримые солнечные зайчики, выпрыгивая из ловца на входе. В дальнем углу просматривается силуэт круглого столика, оттуда слышен стук ноготками, тянет ароматом черничного чая и кофе со сливками, по тарелке шкрябает десертная ложечка.

— Здесь мы завтракали вместе в последний раз, — шепчу я и кладу ладонь на стекло, покрытое ледяными узорами. — И с тех пор не могу тебя отпустить… Прости, что приходится выслушивать моё нытьё посмертно. Прости, что я не спасла твою жизнь, что облажалась с универом. И с подарком — прости… Обещаю, я научусь себя не винить. На могилу привезу в марте Кошмарье. Этот мир твой, а не мой…

Я замолкаю, жую губы, но нахожу смелость улыбнуться и договариваю последнее:

— Ты права была, Натк, тот день выдался хреновым. Дерьмовым. Все дни после — ещё хуже, но… Новый год, новая жизнь, утром всё пройдёт. Я тебя отпускаю. Мягких облаков, моё солнце. На той стороне салатовый рассвет укажет тебе путь.

Отхожу назад и прячу пальцы в рукав. Снова смотрю за витрину нашей любимой кофейни. Пустые столы в темноте, стены, полы. И тихо.

Я отворачиваюсь и выдыхаю облачко пара.

Всё кончено. Нужно жить дальше.

* * *