За твоё счастье и покой я заплачу любую цену (СИ)

— Да ничего. Мы гуляли, разговаривали… Мне было хорошо с ней. А она так просто светилась от счастья… Потом был выпускной бал. Я пригласил её, потому что на тот момент мы были вроде как парой. Парни стали меня подзуживать, чтобы я… Ну, ты понимаешь… После той вечеринки всё у нас и произошло. Даже тогда я не любил Руби, но меня устраивали наши отношения, а особенно то, что она ничего от меня не требовала. Я собирался и дальше с ней встречаться. Но отец узнал про мои отношения с ней. Он наорал на меня, сказал, чтобы я немедленно бросил её, потому что мне надо учиться, а таких, как она, у меня будет ещё миллион.

— И ты послушал папочку, бросил свою девушку и уехал учиться.

— Да. Я очень некрасиво расстался с Руби, обозвал её по-всякому, повторяя то, что сказал про неё отец. Она заплакала и убежала. Больше мы не виделись. Я уехал в Фоксфорд, там мне было не до девушек. Если что-то и было, то случайные одноразовые встречи, и я всегда предохранялся, потому что отец мне рассказал всякие ужасы про дырявые носы и червяков в глазах, и досмерти меня напугал…

— Значит, ты вообще не знал, что… у неё родился я?

— Откуда бы…

— А почему ты не нашёл её потом, после учёбы?

— Да я и забыл о ней… Извини. Я же не любил её. Вот так. Не судьба.

— А она тебя любила. Даже замуж не вышла… А ты почему не женился?

— Отец готовил мне в невесты какую-то дочку то ли его друга, то ли партнёра… Но когда я вернулся из Фоксфорда, он внезапно умер. Я стал работать на его фирме. И мне вообще стало не до самок. Так что, некогда мне было. А теперь я понимаю, что большинство самок, и раньше, и особенно сейчас, видит во мне всего лишь кошелёк на лапках.

— А тебе, значит, любви хочется, большой и чистой?

— Как ни странно, да.

— И ты считаешь, что эту любовь тебе даст Наоми.

— Да, а почему нет? Почему бы ей не полюбить меня?

— Да потому, что любит-то она меня! Потому-то она и расплакалась. Она боится, что если откажет тебе, то лишится работы. А если согласится — лишится меня.

Рустерфилд сглотнул и долго глядел на Ника Уайлда. Своего сына. Так похожего на него самого и на милую лисичку Руби, с которой у него могло бы быть… Всё хорошо могло быть, если бы он тридцать с лишним лет назад не был… ходячим куском навоза.

— Ладно, — выдохнул он и отвёл взгляд, уложил перед собой первую попавшуюся бумагу и надел очки. — Скажи мисс Уоллес, что моего предложения не было. Она остаётся на своей работе, и наши с ней отношения как были, так и будут чисто служебными. Ступай…те, офицер Уайлд, у меня много дел.

Ник соскочил со стула и внимательно посмотрел на того, кто оказался его отцом. Потом ухмыльнулся:

— У тебя бумага вниз головой лежит. Па-па.

Рустерфилд вздрогнул и глянул на него поверх очков. Потом вдруг порывисто схватил листок для заметок, что-то написал и протянул ему.

— Я не имею права даже просить, чтобы ты считал меня отцом. Но ты не можешь мне запретить считать теперь тебя сыном. Вот мой личный телефон. Позвони мне. Когда-нибудь.

…Как только Ник вышел из здания мэрии, он сразу же позвонил Наоми и передал ей слова Рустерфилда. Он чуть было не ляпнул «выходи за меня замуж», но вовремя прикусил язык: предложение надо делать «по всем правилам», и уж во всяком случае, не по телефону. Убедившись, что Наоми успокоилась, Ник договорился о встрече на завтра, пообещал, что расскажет всё подробно, и пошлёпал по лужам домой. Точнее, к участку, где оставил свою машину.

Засушенный одуванчик так и не шёл из его мыслей. Почему этот пустяк так зацепил его? «Сокровище» влюблённой дурочки, если не брать во внимание, что речь шла о его маме и… хм-хм… папе, бережно хранимое сквозь года. Символ, прах её побери, неразделённой любви. Ну, была у него неразделённая любовь, хотя, чего вдруг, очень даже «разделённая»! Они с Джуди разве что не признались друг другу в этой любви, но ведь точно любили взаимно. Значит, дело не в нём… А в ком тогда? Интересно, если он подарит Наоми одуванчик, она положит его в книжку на память? Ник усмехнулся: вряд ли. Да и зачем? У них с Наоми всё хорошо, они уже много раз говорили о своих чувствах.

…Он шёл по стоянке вдоль ряда патрульных машин. Места для парковки автомобилей сотрудников были пусты…

Да не совсем. Рядом с его машиной стояла машина Бена Когтяузера. И гепард как раз шёл к ней.

— Привет, Ник, давно не виделись, — почти так же приветливо, как раньше, мяукнул Бен, помахав лапой.

Лис замер, глядя на него. Когтяузер ужасно изменился. Он, конечно, не вырос на голову, но, избавившись от своей шарообразности, казался значительно выше. Вполне себе такой ладный зверь, можно даже сказать, спортивный, на такого бравого молодца любая девчонка заглядится.