Ливень прекратился так же внезапно, как и начался. Быстро стемнело. Лишь по белой полосе бурунов угадывалась в густом мраке линия побережья. На острове не светилось ни одного огонька.
Но Аотуру с палубы фрегата хорошо различал родные места. Он ни за что не хотел спуститься в каюту, которую теперь разделял с астрономом Верроном. Юноша решительно отказался и от европейской одежды. Несмотря на грозные протесты возмущенного отца Лавесса, он обедал и ужинал в кают-компании в одной набедренной повязке. Аотуру бродил по палубе всю ночь, ни на минуту не сомкнув глаз.
Прощался ли он с родиной или просто не привык ночевать в тесном помещении среди незнакомых, непонятных ему вещей?
Утром подул ветер, разогнавший тучи. Матросы «Будёза» выбрали якоря. Фрегат под фоком и двумя марселями вышел в открытое море через проход в рифах, открытый шевалье де Бурнаном три дня назад.
Не прошел корабль и нескольких кабельтовых, как ветер совершенно стих, паруса беспомощно повисли. Сильное приливное течение и крупная океанская зыбь погнали фрегат прямо на коралловые рифы, где пенились и крутились водовороты.
«Еще полчаса — и корабль разобьет в щепы, — подумал Бугенвиль. — А спастись здесь, у отвесных скалистых берегов, вряд ли кому удастся».
Никакие парусные маневры Дюкло-Гийо не помогали, корабль приближался к рифам.
Бугенвиль решил, что если через двадцать минут не подует ветер, он распорядится спустить на воду спасательные шлюпки.
Аотуру в большом волнении ходил по палубе. Он прекрасно понимал, что кораблям грозит гибель. Юноша отчаянно жестикулировал, показывая то на небо, то на воду, подбегал к Бугенвилю и Дюкло-Гийо и быстро-быстро говорил им о чем-то.
До рифов оставалось не больше пятнадцати саженей.
— Спустить шлюпки! — приказал Бугенвиль.
Но Аотуру вдруг радостно улыбнулся, схватил его за рукав камзола и показал на берег. Верхушки огромных кокосовых пальм, растущих у самой воды, наклонились в сторону моря. Вскоре все почувствовали вначале легкий, а затем все более упругий ветер, дувший с запада. В один миг матросы были на мачтах. Корабль, как живое существо, проснувшееся от спячки, вздрогнул всем корпусом и повернул в сторону моря.
Через несколько часов остров Новая Кифера, или, как его называли местные жители, Отаити, совершенно скрылся из глаз. Вокруг, как и две недели назад, расстилалась безбрежная ширь океана, неторопливо катящего свои пологие волны. Пассат гнал корабли все дальше на запад. Но обитатели прекрасного острова, его природа продолжали оставаться главной темой разговоров.
Естественно, что внимание всех было приковано к таитянину Аотуру, который, казалось, не испытывает никакого огорчения, что покинул свою страну.
Очень подвижный, он облазил весь фрегат от бушприта до гакаборта, от палубы до марсов и поразительно быстро усвоил назначение многих снастей и приспособлений. Аотуру охотно вступал в разговор с каждым. Беседа не была затруднительной ни для одной из сторон. Французы объяснялись с помощью тех немногих таитянских слов, которые они успели выучить на острове. Аотуру же обладал такой выразительной мимикой и жестикуляцией, что мог выразить этими средствами даже сложную мысль.
И Коммерсон, и Бугенвиль, и принц, и даже Вивэ расспрашивали его о жизни на острове: обычаях, преданиях, подробностях быта. Таитянин часто заходил в каюту Коммерсона, и ученый, как мог, объяснял ему, зачем понадобилось собирать так много самых разных растений.
Чаще всего Аотуру стоял на баке. Часами всматривался он в горизонт, будто ожидая увидеть знакомые места. И когда показалась трехглавая вершина какого-то острова, который открылся с моря на расстоянии около десяти-двенадцати миль, Аотуру запрыгал на одной ноге и громко закричал, указывая на него: «Умаитиа!». Он поднял руки вверх, сжал их и несколько раз с силой потряс ими. Этот жест был понятен всем народам на земле. Аотуру не потребовалось больше объяснять, что на острове живет дружелюбный народ и что если французы высадятся там, им будет оказан такой же теплый прием, как и на Новой Кифере.
Но Бугенвиль решил не приставать к острову, памятуя о бедствиях адмирала Роггевена в этих водах, и проложил курс так, чтобы избежать встречи с низменными островами, описанными адмиралом.
Когда же на безоблачном небе вспыхнули звезды южного полушария, Аотуру показал Бугенвилю яркую точку в созвездии Ориона и сказал, что если держать на нее курс, то через два дня корабли пристанут к большой земле, где много кокосовых орехов, бананов, кур, свиней. Он опять сжал руки над головой и показал на пальцах, что у него там множество друзей. Бугенвиль пытался объяснить ему, что корабли не могут менять курса. Тогда Аотуру бросился к штурвалу, с управлением которого уже ознакомился, оттолкнул рулевого и повернул штурвал так, чтобы корабль шел на эту яркую звезду. Аотуру с трудом оторвали от штурвала и увели на бак. Тогда он лег ничком на палубу и не хотел ни с кем разговаривать. Боцман Пишо, успевший подружиться с таитянином, подошел к нему и, мягко взяв за плечи, поставил на ноги, повторяя: «Не огорчайся, мой друг».
Виктор Петрович Кадочников , Евгений Иванович Чарушин , Иван Александрович Цыганков , Роман Валериевич Волков , Святослав Сахарнов , Тим Вандерер
Фантастика / Приключения / Книги Для Детей / Детская литература / Морские приключения / Природа и животные / Фэнтези / Прочая детская литература