Когда ему показалось, что миссис Мольтке зажала ему рот рукой, на самом деле она поднесла к его губам, подбородку и нижней челюсти указательный палец в интимном жесте молчания. Этуотер не мог не спросить себя, не этот ли палец только что побывал у него в ухе. Его кончик был шириной почти с обе ноздри Этуотера вместе взятые.
– Никуда он не денется, потому что это ради меня, Скип. Потому что я его попрошу.
– Я дйствлн рд, чт…
– Но давай, спрашивай, – миссис Мольтке чуть отодвинула палец. – Между нами это должно прозвучать. Почему я хочу, чтобы мой муж прославился своим говном.
– Хотя, конечно, эти произведения – далеко не просто оно, – сказал Этуотер, слегка скосив глаза на палец. Снова компактная дрожь, шорох ткани, лоб заливает пот. Коричный жар и напор ее выдохов – как из отопительных решеток вентиляции вдоль Коламбус-Серкл, где зимой, когда Этуотер торопится мимо, кучкуются кружки бездомных в перчатках без пальцев и балаклавах, с пустыми и безжалостными глазами. Пришлось включить батарею машины, чтобы приоткрыть свое окно, и он даже подскочил от взрыва шума из радио.
Эмбер Мольтке казалась очень спокойной и решительной.
– И все-таки, – сказала она. – Чтобы над этим прикалывались эти ваши телерепортеры, Дэйв Леттерман или тот тощий поздно ночью, и чтобы люди читали «Стайл» и думали о кишечнике Бринта, как он сидит на толчке и по-особенному шерудит кишечником, чтоб сделать то, что выходит. Потому что в этом вся суть, Скип, правда же. Почему и ты сюда и приехал. Что это его говно.
Оказалось, что одна фирма в Ричмонде, Индиана, занималась особой доставкой, когда вокруг хрупких предметов наливали жидкий стирол в качестве очень легкой облегающей изоляции. Но пункт «Федерал Экспресс», названный на чеке посылки, был в Сипио, Индиана, – также упомянутом в адресе на квитанции «Кинко», сопровождавшей присланные в воскресенье по факсу фотографии, которые после доставки «Фед Экса» на следующее утро стали более-менее неактуальными или избыточными, так что Лорел Мандерли не понимала, зачем Этуотер так из-за них хлопотал.
На рабочем обеде в понедельник обманчиво простой мыслью Лорел Мандерли в отношении содержимого посылки было поторопиться назад в офис и выставить их на стол Эллен Бактриан раньше, чем та вернется с танцев, чтобы те ее уже поджидали, и не сказать ни слова и не пытаться как-то предуведомить Эллен, но просто позволить произведениям говорить за себя. В конце концов, похоже, именно так и поступил ее штатник, ничем не предупредив Лорел о том, что скульптуры уже в пути.
Следующее на самом деле было частью продолжительного телефонного разговора днем 3 июля между Лорел Мандерли и Скипом Этуотером – последний буквально прихромал в «Маунт-Кармел Холидэй Инн» после обсуждения изматывающей и нервирующей серии испытаний аутентичности дома у художника.
– И что вообще за прикол, кстати, с адресом?
– Уилки – политик из Индианы. Здесь это имя повсюду. По-моему, он баллотировался против Трумэна. Помнишь фотографию, где Трумэн поднимает заголовок?[65]
– Нет, я про дробь. Что такое «четырнадцать и одна вторая по Уилки»?
– Это дуплекс, – ответил Этуотер.
– А.
Короткая пауза, которая могла показаться странной только при последующих воспоминаниях.
– А кто живет на другой половине?
Новая пауза. И штатник, и стажерка к этому времени уже в высшей степени устали и сбились с панталыку.
– Я еще не знаю. А что? – спросил журналист. На это у Лорел Мандерли достойного ответа не нашлось.