Забвение

Также – поскольку легкое чтение в среднем от 20 до 30 минут перед тем, как Хоуп традиционно выключает свет в «бра» над своей кроватью, было довольно твердо установленной частью наших супружеских привычек в подготовке к отходу, – мы с Хоуп провели три последовательных среды подряд, 20 или больше минут неловко сидя в узких койках «колыбельного» вида (из-за высоких латеральных бортиков) с одной только хрустящей казенной подушкой под спину, якобы «читая» в соответственных койках в Камере сна, как дома, каждый со своей текущей предпочитаемой «livre de chevet», которые Хоуп привозила из дома в своей сумке Книжного клуба, но которые в этом искусственном окружении были лишь «реквизитом», и я не более чем рассеянно листал страницы «Песочных замков» Курта Эйхенвальда[48], пока идея расслабиться или «сомлеть», будучи опутанным ЭЭГ-накладками и ерошащимися проводами, целиком отражаясь в трех из стен маленькой кельи, казалась фарсовой или абсурдной; но я – после доверенной, хоть и келейной «консультации» с Джеком Вивьеном – теперь был решительно настроен целиком пройти эксперимент по техническому комплаенсу и не жаловаться, колебаться или давать Хоуп какой-либо повод заподозрить или подумать, что я не готов целиком выполнить свою сторону «сделки». (Тем не менее, признаться, иногда, например, в поездке, особенно, конечно, в ежедневном пути через Гарден-Стейт-Парквей или на запад по 195-му – через платную дорогу «Джерси» – и «I»-276 вокруг верхней границы метрополии Филадельфии до кампуса вне-штатного Брин-Мара, чтобы в дальнейшем припарковать автомобиль на Монтгомери-авеню и смотреть снизу вверх, как включается или выключается свет в комнате Одри в обще-житии первокурсников [или, более формально, «Ардмор-хаусе» – в честь покровителя колледжа из Девятнадцатого века, – построенном или «выполненном» в виде отвесной, серой, головокружительной, зубчатой башни или крепости средневековой эпохи в стиле «Мартелло»] в северо-восточном углу Четвертого этажа башни или «твердыни», пока она перемещается по комнате после спаренных уроков или готовится отойти ко сну или раздеться, – я впадал в такое расстройство или меланхолию или поддавался такому ошело-мляющему страху или «ужасу» безо всякой различимой или уважительной причины [это чувство, несвязанное с депривацией сна, чьи симптомы к этому моменту времени я уже столь хорошо изучил, как будто находит как «из ниоткуда» и возникает, так сказать, из какой-то глубокой, подсознательной, психической бездны или «дыры»], что я задумывался о том, чтобы намеренно «вильнуть» через разделительную черту навстречу встречному движению. Этот страх в среднем длился всего миг-другой).

Однако несмотря на мою нервозность или возбуждение из-за будущей перспективы объективной удостоверения моей «стороны» в диспуте, из-за пожизненного обычая или привычки лежать навзничь на спине с согнутыми локтями и сложенными – одна ладонь поверх другой – ладонями расслабление, пока мягкие пейзажи и резкий свет Камеры сна внешне отключались где-то извне Камеры, давалась мне куда проще в противоположность Хоуп, в чьих привычках (в отличие от нашей Одри, которая предпочитает свернуться в некой позе «зародыша» на правом боку и часто как будто просыпается ровно в той же позе, в какой изначально лишилась сознания) погружаться в сон «ничком», или на животе, с раскинутыми руками и повернутой или, так сказать, почти жестоко «выкрученной» вбок головой, словно сзади и сверху ее придавливает какой-то тяжелый, нежеланный вес (поза, которую большинство взрослых найдут откровенно неудобной), и потому она жаловалась «Команде сна», что ей будет почти невозможно по-настоящему провалиться в сон навзничь и лицом, так сказать, «вверх», как диктовали накладки и провода ЭЭГ. Тем не менее впоследствии она (как обычно) проваливалась в сон быстро; и на нашу «ночевку» второй среды в Камере сна уже ни она, ни «доктор Пафян» (когномен или фамилия Специалиста по сну) не говорили о ее яростных протестах на прошедшей неделе.