Забвение истории – одержимость историей

Благодаря биологическому сосуществованию поколений настоящее общества постоянно обогащается прошлым; это сосуществование обуславливает «синхронию асинхронностей». Старшие, обладая долгой памятью, имеют непосредственную связь с прошлым, которое воспринимается молодежью уже переработанным в виде учебников, романов и кинофильмов. Свидетели истории являются, по словам Гюнтера Грасса, «вымирающим меньшинством». Люди, занимавшие в нацистском государстве ответственные посты и активно участвовавшие в войне, принадлежат сегодня к быстро сокращающемуся меньшинству. Я называю их «поколением 33-го», ибо их вступление в деятельную взрослую жизнь пришлось примерно на эти годы. Но в «свидетели Истории» это поколение обычно не годится, ибо для свидетельствования необходима определенная самокритичная дистанция. Большинство из них почти ничего не поведало о своей жизни до 1945 года ни общественности, ни собственным детям. Эти люди страдали типичной для своего поколения немецкой «слабостью памяти», которую Кристиан Майер объяснял «нарушением нормального отношения к прошлому, возникшим из-за того, что военные поколения замалчивали большие периоды своей биографии»[411]. Иначе обстоит дело для жертв Холокоста, принадлежащих к этому поколению. Они обладают статусом «моральных свидетелей» (Авишай Маргалит), применительно к которым осуществляется сознательная подготовка к их уходу с помощью архивирования письменных или снятых на кинопленку свидетельств. Так, с одной стороны, возникли многоголосые воспоминания жертв, а с другой – воцарилось устойчивое молчание. В 1999 году количество тех, кто в сознательном возрасте пережил период национал-социализма, составляло около 5 млн человек при общей численности населения 82 млн[412]. Сейчас это число стремительно убывает. Уход старшего поколения происходит обычно тихо и незаметно; в приватном кругу семьи родные и близкие прощаются на кладбище с покойным, не привлекая к этому широкого внимания[413].

Однако не все уходят столь тихо. Ныне мы прощаемся с последними известными представителями этого поколения, которые на какой-то момент вызывают к себе интерес широкой общественности. Порой не обходится без громких скандалов. Я пишу эти строки летом 2007 года в Вене, где 14 июня умер Курт Вальдхайм (р. 1918). С 1972 по 1981 год Вальдхайм занимал пост Генерального секретаря ООН, а в 1986 году выдвинул свою кандидатуру на должность Федерального президента Австрии. Во время избирательной кампании стали известны умалчиваемые ранее факты его биографии: Вальдхайм был членом нацистской партии и кавалерийского штандарта СА; во время войны он участвовал в карательных операциях против партизан на Балканах. Тем не менее Вальдхайм, выиграв выборы, на протяжении шести лет занимал в Австрии высший государственный пост. Эти годы не только нанесли ущерб имиджу Австрии, они положили начало решительной проработке исторического прошлого страны. Дело Вальдхайма стимулировало дискуссии всего общества, привнесло политику в семейные разговоры и разрушило устоявшееся табу. Сегодня исследователи говорят о «поствальдхаймовском» периоде в истории Австрии. Спустя почти два десятилетия смерть Вальдхайма вновь пробудила голоса его защитников и противников. Он и сам выступил с «последним словом» перед своим уходом. В его завещании, написанном, видимо, незадолго до смерти, говорится: «Я ухожу одним из последних среди поколения, линия жизни которого прошла от войны к миру, от диктатуры к свободе, от бедности к благосостоянию». Право судить себя он предоставлял судье небесному и историкам. Однако в своем завещании он адресует потомкам просьбу о «запоздалом примирении». В этой связи Вальдхайм пишет: «Да, я допускал ошибки – и, к счастью, у меня было много времени, чтобы осмыслить их снова и снова. Но это были определенно не те ошибки, которые совершались попутчиками или даже соучастниками преступного режима». Он признает, что память о преступлениях прошлого слишком долго «заслонялась политической текучкой». Причину «запоздалой проработки прошлого» он видит в суете своей профессиональной деятельности, которой он занимался за пределами Австрии и Европы. Другая названная им причина глубже: таковы были историко-политические рамочные условия, которые не допускали воспоминаний о причастности к преступлениям и о вине. Проработка прошлого была несовместима с «государственной доктриной», согласно которой Австрия оказалась «первой жертвой Гитлера» и которой обязаны были придерживаться молодые послевоенные дипломаты. Личные воспоминания могут становиться публичными лишь тогда, когда политика и общество позволяют делать это.