Читаем Забвение истории – одержимость историей полностью

«Совершенство электронных носителей памяти» подразумевает, в частности, что мощность накопителей удваивается за все более короткий срок. Объем доступной человеку информации возрастает по экспоненте. Описание подобной ситуации сопровождается порой опасением, что нам придется столкнуться с таким избытком информации, с которым мы уже не справимся. Ницше, имея в виду рост знаний, производимых гуманитарными науками, говорил, что прошлое грозит затопить собой настоящее; Ханс Ульрих Гумбрехт сравнивает «расширенное настоящее» с застойной трясиной, которая засасывает прошлое и из которой ничего не вытекает; Хоскинс указывает на новые электронные носители информации, превращающие прошлое в общедоступный архив и разрушающие прежнюю идентичность.

Подобная диагностика подкупает своей яркой образностью и зорким взглядом на нынешнюю ситуацию. Но эта диагностика проблематична, ибо выглядит слишком обобщенной и представляет дело так, будто вся наша жизнь находится под цифровым диктатом интернета. Сосредоточившись исключительно на технических инновациях, названные аналитики забывают, что старое продолжает существовать, и упускают из виду всю сложность нынешней ситуации. В жизни наличествует достаточное количество биологического и материального, то есть такого, что продолжает существовать в ней, не поддаваясь воздействию «периода затухания». Вместо абстрактной гомогенизации и унификации времени и отождествления виртуального мира с материальным следовало бы пристальнее вглядеться в новое разнообразие темпорального опыта.

То же самое относится к отождествлению понятий «память» и «медиа». Здесь необходимо учитывать принципиальные различия, которые – при всех разговорах о смене парадигм – не могут внезапно утратить свою значимость и, напротив, заслуживают своего сохранения. Особенно настоятельно мне хотелось бы указать на различие между хранением информации и памятованием. То, что описывают Гумбрехт и Хоскинс, относится к хранению информации, а не к памятованию. Оба автора возлагают на технику ответственность за разрыв связей между информацией и идентичностью, что уничтожает предпосылки для памятования. Но интернет не властен упразднить идентичности или унифицировать их; скорее он сам может быть поставлен на службу идентичности. Поэтому следует и дальше учитывать принципиальное различие между сохранением информации и памятованием: хранение информации может быть поручено техническим средствам, машинам, а вот помнить способны только люди с их неповторимо индивидуальными позициями, взглядами, ограниченностью кругозора, собственным опытом, чувствами и целями. Проблема перегруженности наших информационных накопителей решается не путем регулярной чистки, то есть стирания данных, а с помощью алгоритмов чисто технического обслуживания информационных запросов и сортировки информационных потоков. Экспоненциальный рост объемов цифровых данных не несет в себе при ближайшем рассмотрении ничего апокалиптического, поскольку они – в отличие, например, от газетных кип – не занимают большого места и благодаря быстродействующей сортировке остаются обозримыми для поиска и транспарентными. Но сортировка и поиск не тождественны памятованию. Для памятования необходимы критерии значимости и релевантности, которые порождаются только связью значимой информации с индивидуальной или коллективной идентичностью, а также с их обратной стороной – игнорированием несущественного, отбрасыванием ненужного – и с другими аспектами, характеризующими забвение. В конечном счете отбор информации в интернете не может быть делегирован поисковым машинам и алгоритмам, как и само забвение.

Можно говорить о двух видах внимания: один вид внимания порождается техникой, машиной; другой – присущ только человеку. Внимание машины имеет количественный характер. Машина иерархизирует информацию статистически, по количеству кликов, за счет этого она структурирует и внимание человека, чем в конце концов определяется, что именно будет найдено, а что нет. Внимание человека, напротив, отличается качественной природой. Вниманием генерируются задаваемый поисковый профиль и маршрут поиска по сети гиперссылок. Внимание человека руководствуется не частотностью, а критериями релевантности. В конечном счете лишь человек способен принять решение о том, что для него горячо или холодно, далеко или близко, интересно или скучно. Хотя память человека во все большей мере опирается на технические устройства и уже давно зависима от них, отождествлять память человека с ними все-таки нельзя. Человеческая память устроена иначе – в ней действуют образность, вербальные нарративы и свободные ассоциации. И еще нечто особое играет в ней существенную роль, а именно эмоциональный настрой, связанный с личным опытом, интуитивным предзнанием, переживаниями – короче говоря, с живой экзистенциальностью.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Социология искусства. Хрестоматия
Социология искусства. Хрестоматия

Хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства ХХ века». Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел представляет теоретические концепции искусства, возникшие в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны работы по теории искусства, позволяющие представить, как она развивалась не только в границах философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Владимир Сергеевич Жидков , В. С. Жидков , Коллектив авторов , Т. А. Клявина , Татьяна Алексеевна Клявина

Культурология / Философия / Образование и наука
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука