Забытый. Москва

—  Чай, спрашивали...

—  Не зальет,  — уверенно вмешался Владимир,  — мне показывали старики  — самая высокая вода во-о-он до тех только камней доходит, а они много ниже.

—  Тогда ладно. Поехали.

Остальные дома новой бобровской колонии, уже обыкновенного, русского вида, стояли саженях в двухстах от чехов, дальше по берегу, и не на самом гребне, а глубже в лес, на опушку высовывалось лишь с пяток окраинных.

—  Уютно живут, черти!  — весело позавидовал Гаврю-ха.  — Куда поедем-то, князь? К чехам, или сразу в село?

—  Куда — к чехам! У них, небось, коня-то с мороза некуда поставить,  — презрительно проворчал Алешка.

—  Это, пожалуй, верно,  — согласился князь,  — давай в село. А то, правда, коней застудим.

Недолгое декабрьское солнышко только что зашло, наваливались сумерки. Нешуточный морозище как капусту резал под копытами коней, и коней этих было жалко, и скорей хотелось спрятать их в тепле. И все пятеро ехавших (все сопровождение было оставлено в Серпухове) больше всего сейчас думали о них, не о себе, и потому взоры направлялись туда, на берег, к настоящему жилью.

У чехов же, как и в Бобровке когда-то, один дом был черен и пуст, а второй горел, чуть ни взрывался всеми огнями первого этажа. И только. Никто не вышел на крыльцо, не взглянул, не поинтересовался: кто? откуда?

«Ну даже если б не татары, а просто ватага разбойничья? Вот раздолбай!»

—  Князь, а как тут у вас насчет разбойников?

Но Владимир не успел ответить, как из-за угла дальнего дома высунулись двое, держа наизготовку арбалеты:

—  Эй! А ну стой! Говори, кто такие, иначе стрела в брюхе, и мы не виноваты! Отвечать!!!

«Ого! Никак сторожат! Ну слава те, Господи!» — обрадовался Дмитрий.

—  Но-но-но! Полегче! Вы что, даже отца Ипатия не узнали? Стыдище! Али вы не волынцы?

—  Новогрудцы мы. Воеводы Константина.

—  А-а, тогда понятно. А ну подите-ка сюда. Да опустите вы арбалеты, подстрелите еще кого невзначай!

Стражники опустили арбалеты, но из-за угла вышел только один, подошел несмело и неблизко.

—  Замерзли?

—  Не май месяц...

—  А чехи что? Гуляют?

—  Дуют свое пиво. Тьфу!

—  А Константин случайно не тут?

—  Не... Константин дома у себя.

—  Ну что ж, давайте-ка: один оставайся, а один проводи нас живенько до Константина.

—  Не. Поезжайте сами, тут не заблудишься. Вон дом видите, из трубы дыма нет? Так от него отсчитайте девятый дом, туда, в лес, так это воеводин. Большой дом, красивый, не спутаешь. А нам отлучаться нельзя.

—  О-о! Ну молодцы, исправно службу несете. Ладно, мы поехали, а вы чехам не говорите пока. Мы сейчас к ним в гости нагрянем. Вместе с Константином.

Константин с отроками убирал на ночь скотину. Даже став большим воеводой, он не бросил этого занятия. Нравилось ему. Навоз, правда, уже не вычищал, а вот сенца набить в ясли, овса сыпануть лошадям, а любимцу, Гнедку, корочку присоленую в рот сунуть и гладить, и щекотать за ухом, пока тот, пустив слюни и развесив уши от удовольствия, хрумкает,  — этого не пропускал, коль была возможность, никогда.

—  Эй, хозяева! Гостей будете привечать, аи нет? Отроки зашебуршились. Суета, шум.

«Кого Бог принес?»  — Константин шагнул из конюшни на двор. Сразу узнал он только монаха. По комплекции, басовитому медвежьему урчанию и веселой суете вокруг, которая сразу же случалась везде, где тот появлялся. Потом заметил вывернутые Алешкины ноздри.

«Видать, Москва привалила. Как там мои дозорные, не осрамились ли? О-о! Да то никак сам Бобер! Как же это он??! Неужто из Нижнего??!»

—  Князь! Ты что ль?!

—  Я, воевода, я! Встречай скорей, а то загнемся начисто с такого морозу с непривычки. У нас на Волыни, кажись, так не трещит.

—  Да, тут покрепче,  — Константин подходит, крепко жмет всем руки, хлопает по плечам,  — давайте, давайте скорей в избу. О конях не беспокойтесь, обиходим. Поить-то можно сразу? Не сильно гнали?

—  Можно, можно.

—  Ну пошли, пошли в тепло.

В избе было не тепло, а жарко. В повалуше вовсю пылала печь, у шестка суетилась с ухватом коренастая молодайка, еще две у стола быстро и споро стучали ножами.

Из горницы вышла боярыня с двумя девочками  — подростками (Дмитрий забыл, как ее зовут, смутился), выскочили два мальца, почти одинаковые (близняшки? погодки?). Раскланялись, поздоровались. Боярыня закудахтала:

—  Ох, не ждали! Ох, встретить нечем! Марфуша, скорей в погреб, из третьей бочки неси. А ты, Маша, в чулан, тащи пельмени для скорости, весь запас, а то ведь проголодались, иззябли...

Гости прошли в просторную горницу, расселись у стола, на котором мигом появились кувшины, кружки, хлеб, соленая капуста и огромный окорок, целый  — отхватывай каждый сам, сколько захочешь.

—  Примите для сугреву, да закусите,  — попотчевал хозяин,  — только сильно не налегайте. Вода кипит, пельмени мигом поспеют, тогда уж...

—  Пельмени, это что?  — поинтересовался Дмитрий.

—  А ты в Нижнем еще не познакомился? Это, брат, такая еда, что душа сначала вокруг этого пельменя сворачивается в комок, а потом разворачивается как ковер персидский и требует: еще! еще!

—  Истинно, истинно, сыне!  — подтвердил, покрывая общий смех, монах.