Я не мог начать лучевую терапию, пока не пройду все процедуры. От радиации могли пострадать и слюнные железы, хотя благодаря новым технологиям их функции могут быть частично восстановлены. Слюна, конечно же, тоже хорошо защищает зубы.
Незадолго до этого, в разгаре тура, я потерял один из коренных зубов. Корневой канал раскрошился, и в течение двух недель я страдал от боли, поскольку антибиотики растворялись в моей крови очень медленно, и единственным выходом было удаление. В дальнем углу челюсти остался еще один моляр, одиноко торчавший там, как горделивая скала.
– Вы думали о том, чтобы поставить имплантат? – спросила дантист.
– Ну да. А что?
– Ну, мы могли бы его поставить и подождать, пока он приживется.
– Это значит, что мне придется отложить лучевую терапию? – Да.
– А если я не поставлю имплантат, оставшиеся зубы сдвинутся и станут похожи на Пизанскую башню?
– Нет, так не бывает, – рассмеялась она.
– Тогда давайте закончим с этим и сосредоточимся на лечении от рака.
Вернувшись к Амену, я задал ему еще несколько вопросов. Ладно, очень много вопросов. Например, был ли мой рак вызван вирусом папилломы человека.
– Давайте дождемся всех результатов, – ответил он.
Получив зеленый свет от онкологического дантиста, я отправился на повторное сканирование. На этот раз меня привязали к каталке и сделали термопластиковый слепок головы и шеи, который отныне стал моим спутником на каждом сеансе лучевой терапии. Единственная татуировка, которая у меня есть, – это маленькое пятнышко на груди, как будто ткнули ручкой. Ее сделал медицинский персонал онкологического центра – чтобы было легче выравнивать мое тело с точностью до миллиметра перед тем, как запустить радиационное оборудование.
Амен будто бы играл в видеоигру, вращая трехмерное изображение моей головы и направляя потоки излучения под разными углами и с разной степенью интенсивности, чтобы убить раковые клетки, а также облучал те участки, куда они предположительно могли просочиться.
Он предупредил, что к концу лечения я сильно похудею и буду измотан, а моя иммунная система существенно ослабнет.
– Перед Рождеством я мог бы поставить вам зонд для кормления.
– Вырезать в моем теле дырку?
– Да. Это очень просто. Большинство людей не могут питаться самостоятельно на последних стадиях, а это очень важно.
– Нет. Не надо ничего во мне вырезать. Я буду питаться сам. В случае чего, засунете мне трубку в нос.
В мои планы вовсе не входило лежать, прикованным к больничной кровати.
– Насколько быстро я смогу восстановиться?
Амен надолго задумался.
– Однажды у меня лечился пилот военного истребителя, у него была такая же опухоль. Прошло двенадцать месяцев, прежде чем он снова стал бодрым, толстым и здоровым.
Двенадцать месяцев? Да я от скуки помру за это время.
– Я восстановлюсь быстрее, – пообещал я.
К собственному удивлению, я лишь вскользь затронул вопрос о том, смогу ли петь. Лечение было вопросом жизни и смерти, и больше всего на свете мне хотелось выжить. Если бы за это пришлось заплатить карьерой вокалиста, значит, так тому и быть. Амен очень чутко относился к моему затруднительному положению.
– Я дважды подверг план вашего лечения корректировке. Существует естественный анатомический ландшафт, поэтому я смогу направить лучи так, чтобы они обошли гортань.
Что ж, как поется в песне – работай, мастер.
Конечно, теперь я прилагал максимальные усилия, чтобы раздобыть любую крупинку информации о лучевой терапии, процентах выживаемости и любых альтернативных способах лечения. Я читал об оксигенобаротерапии, которая могла бы уменьшить повреждения кости.
– Вы беспокоитесь о заднем коренном зубе? – улыбнулся доктор.
Я кивнул.
– Не волнуйтесь. Я направил радиационный поток вокруг него, чтобы избежать повреждений.
Доктор Амен Сибтейн – настоящий волшебник.
Приближалось Рождество. Я был намерен есть и пить как свинья, чтобы набрать как можно больше веса до 5 января. В этот день должны были начаться химиотерапия и радиотерапия, которые я должен был проходить в течение следующих девяти недель. Мне нужно было привести в порядок дом – потому что я был полон решимости вернуться туда, как только одержу победу в схватке со Смертью. После того как начнется лечение, моя медицинская страховка пилота в США и Великобритании будет заморожена, и восстановить ее будет непросто. Тем не менее 3 и 4 января я продлил лицензию на управление 737 и 757. Тур Iron Maiden откладывался, и Род собирался сделать официальное заявление о моей болезни после Нового года.
– Ты ведь не хочешь, чтобы это вышло из-под контроля? Рано или поздно кто-нибудь узнает о том, что ты лечишься. Лучше объявить обо всем официально и держать ситуацию под контролем. Кроме того, мы должны что-то сказать промоутерам.
К счастью, тур еще не анонсировали, хотя он и был по большей части готов.
– Скажи, что причины моего отсутствия слишком расплывчатые, чтобы о них можно было упоминать, – мрачно буркнул я. – Давай хотя бы подождем окончания терапии?
Он неохотно согласился.