Загадка летящих на сцену башмаков сбивала меня с толку годами, пока механизм, наконец, не раскрылся. Зачем кому-то снимать обувь (а прилетали только левые или правые башмаки, никогда парой), если она понадобится, чтобы пойти домой? Вероятно, их рюкзаки были полны обуви, которую они принесли специально для того, чтобы швырять ее в нас? Вопрос все еще оставался открытым. Зачем? Правда заключается в том, что вся эта обувь, в основном, была украдена у людей, практиковавших крауд-серфинг – тех самых, что прыгали со сцены в толпу, чтобы их носили на руках. Какие-то негодяи, воспользовавшись возможностью, крадут чужие башмаки и бросают их на сцену. Вот, собственно говоря, и все. Дело закрыто.
Что ж, я рад, что мы с этим разобрались, поскольку этот вопрос занимал меня на протяжении многих лет, всякий раз, когда ботинки появлялись на сцене. В Канаде, впрочем, у меня были другие поводы для беспокойства. Я практически полностью потерял способность пользоваться своей левой рукой.
Эта проблема началась еще парой месяцев ранее, в европейском туре. Каждый вечер на сцене я размахивал головой вверх-вниз. К тому времени у меня отросла густая грива волос, и в этом был важный нюанс – они взлетали в воздух, разлетались и развевались, покуда я так и сяк тряс своей шеей. Это называется хедбэнгинг – и это очень хороший способ потерять всякое ощущение времени и пространства, чтобы раскачивать свой мозг в такт музыке.
Из-за этого в моей шее произошло смещение позвонков, и я не мог пошевелиться, чтобы не испытать сильнейшую боль. Меня отправили к немецкому доктору, который сделал мне пару уколов и на полчаса положил меня под две огромные грелки. Затем он отправил меня восвояси, мои движения были слегка скованными, но в целом все выглядело неплохо.
Тем не менее, травма, которую яростный хедбэнгинг нанес межпозвоночным дискам в моей шее, не исчезла, только ее симптомы были временно смягчены. Потом они вернулись, и все стало намного хуже. В Канаде я едва мог двигать левой рукой, которую сотрясали судороги и спазмы, отдававшиеся в левую часть моей шеи. Боль была нарастающей и беспощадной, и я потерял способность шевелить большим, указательным и средним пальцами на левой руке.
Я попробовал пакеты со льдом. От массажа стало еще хуже. От прогревания – еще хуже. Я не мог спать. Меня отправили к местному врачу в Оттаве.
– У вас мышечные спазмы, – сказал он.
«Скажите мне что-нибудь, чего я не знаю», – подумал я.
– Почему у меня мышечные спазмы?
Он уже вовсю писал рецепт:
– Возьмите это.
Мне назначили либриум, флексерил и бутазолидин. Я продержался на них лишь один день, после которого понял, что потерял способность разговаривать и не могу чувствовать свои десны, когда чищу зубы.
Концерты возобновились, и мы приехали в Монреаль. Я отправился в больницу. Там меня просвечивали рентгеном и вставляли булавки в мой большой палец.
– Вы можете почувствовать боль?
Я сказал, что могу.
– Хм. С неврологической точки зрения все нормально, – написал врач у себя в блокноте. Он развернул свое кресло, чтобы прикрепить на стену рентгеновские снимки.
– Ага! – с торжественным видом сказал он.
– Что такое?
– Видите это? – он указал кончиком своей ручки на замутненные области вокруг моей лопатки. – Это – мышечные спазмы!
– Элементарно, Шерлок! – пробормотал я.
Он не сказал мне ничего такого, чего бы я уже не знал. Разве что объяснил насчет таблеток, которые мне дали.
– О Боже, кто дал вам это? – спросил он.
– Канадский врач.
– А он проводил с вами тест на функциональность печени?
Я не стал качать головой, потому что это причиняло мне боль. Мои глаза ответили вместо этого.
Я выбросил все таблетки в мусорное ведро. Следующей остановкой был Нью-Йорк. Уж там-то должен был найтись кто-то, кто понимал, о чем говорит. Я заплатил сто долларов за пятиминутный прием у спортивного врача. Он работал с Мохаммедом Али, балетными танцорами и игроками в американский футбол. Он придавил мое больное место пальцами.
– Здесь?
– Больно!
Затем он сжал мою голову и осторожно поднял ее вверх, снимая давление с позвоночника.
– А если так?
Он сделал рентген. Все выглядело очень уродливо.
– У вас грыжа межпозвоночного диска в верхней части шеи, С4 и С5. Я могу назначить вам операцию на понедельник.
– Так, стоп, док. Какая еще операция?
– Ну, я извлекаю хрящ и вставляю вместо него кусок пластмассы.
– У меня концерт в Чикаго накануне понедельника.
– Что ж, в таком случае нужно будет сделать тракцию позвоночника.
– Как много времени это займет?
– Восемь недель.
– Ну, это тоже не сработает? Еще какие-нибудь варианты есть?
Он вздохнул. Я чувствовал, что доктору хочется пойти поиграть в гольф, а я его задерживаю.
– Хорошо. Домашний тяговый блок и воротник на шею. Лучшее, что я могу сделать в такой ситуации.
Домашний тяговый блок представлял собой плохо спроектированную виселицу, которая помещалась поверх дверцы шкафа. С одной стороны была подвешена бутылка с водой, с другой располагалась моя приподнятая голова. Все это выглядело довольно глупо.