Зачем нужны умные люди? Антропология счастья в эпоху перемен

Что по-настоящему радует: мы имеем (даже так: в принципе можем иметь) принципиально неокончательные ответы на вечные вопросы «что есть жизнь», «зачем нужны люди», не говоря уже о «что есть истина».

Это надо ценить.

Как только люди научатся управлять собственным представлением о счастье (управлять идеологией в разных матричных режимах), ответы на эти же вопросы будут отчасти иными. Более глубокими. Хотя также не окончательными.

Очень на это надеемся.

Если попросить дать ответы на наши вопросы молодого человека, зрелого человека и мудрого старца, то ответы, очевидно, будут различаться. Уместна ли здесь постановка вопроса «кто более прав»?

Или – каждому возрасту свой ответ?

Человечество также имеет свой ментальный возраст. Из детского возраста мы, возможно, и вышли; однако до мудрости нам еще далеко.

Покорение вершины (достижение очередной возрастной отметки) открывает вид на следующую, еще более высокую вершину (следующий возрастной этап). Каждая последующая вершина – выше предыдущей, однако это не отменяет наличия еще более высоких вершин.

Выше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал.

Чем больше у человека информации, тем глубже может быть ответ (при условии, что качество анализа информации будет неизменно высоким).

Но тут важно другое. Ответ ведь дается не ради ответа. Он является концентрированной мотивацией жить. Поиск ответов – это инструмент жизнетворчества, который мотивирует человека жить креативно и плодотворно в любом возрасте.

Вот в чем, если угодно, научность и, прошу прощения, некоторая истинность ответа. Мы даем ответ, который помогает нам устремляться в будущее.

Поживем – увидим.

Если это работает, ответы могут быть в разной степени объективны (научны), но они приемлемы до тех пор, пока помогают жить, позволяют жить, стимулируют жить. Наука пока не противоречит той научной идеологии персоноцентризма, которую мы предлагаем. Наука не ставит крест на нашем будущем. А это уже можно считать научным результатом.

Ответы выполняют свою идеологическую функцию, не забывая при этом о функции научной.

Что означает поживем – увидим по отношению к вопросу «зачем нужна жизнь?»? Что мы ожидаем «увидеть»?

Обладая культурным опытом, опытом познания, мы понимаем, что вопрос, на который пока не получается дать вразумительный ответ, не только не снимается с повестки дня, но и направляет, и даже стимулирует наши поиски.

Никто не знает, что такое Бог. Для науки Он (Абсолют) и вовсе не существует в качестве объекта изучения: нет объективных информационных параметров, фиксируемых с помощью hard skills. Но поиски Бога никого не удивляют и не останавливают. Напротив: поиски эти оцениваются как престижные культурные, научные и духовные деяния.

Люди отказываются давать полный и окончательный ответ на вопрос, что есть истина. Однако поисками истины так или иначе занят каждый.

Мы не знаем пока, как устроена наша вселенная, но мы очень хотим знать.

Мы не знаем, как устроен наш мозг, но мы узнаем это.

Как бы мы ни отвечали на вопрос «Зачем нужна жизнь?», в ответ так или иначе включаются следующие позиции.

В мире есть жизнь.

Есть цивилизация.

Есть люди.

Есть индивид.

Есть личность.

Есть сознание.

Есть определенное устройство жизни, которое позволяет худо-бедно заботиться о ней.

И человек, и человечество имеют волю жить, которая оформилась как идеология гуманизма (как бы ни трактовать эту идеологию).

Вопрос «зачем все это?» не отменяет того, что все это объективно существует.

Жизнь воспринимается людьми как некий самодостаточный феномен. Покушение на жизнь нами однозначно квалифицируется как преступление.

Преступление перед кем?

Жизнь – продукт космоса, вселенной, универсума. Убийство носителя любой жизни, тем более разумной, – это вселенского масштаба преступление. Но какого рода ущерб мы наносим уничтожением жизни вселенной?

На ум приходит только одна подходящая к ситуации сентенция (если находиться в материалистической системе координат): человек есть одно из самых грандиозных самоосуществлений космоса. Покушение на жизнь – это покушение на целесообразность мироздания, на законы, которые правят миром.

Вот почему умный человек и убийство (война) – две вещи несовместные.

Именно в качестве модуса необозримого многообразия бытия материи жизнь самодостаточна. Мы зачем-то, в согласии с законом, даровавшим нам жизнь, бережем жизнь для будущего, находя в этом глубокое удовлетворение. Это наш способ самореализации, наш способ бытия, это наш ответ мирозданию.

Существование само по себе вполне достаточное основание для того, чтобы вопрос «зачем все это существует?» не лишал смысла земное существование. Вопрос не убивает существование и не компрометирует его. В рамках привычной нам логики трудно ответить, например, на вопрос, зачем нужна рыба (или носорог). Ее существование не вопрос целесообразности, а вопрос наличия, вопрос присутствия как феномена жизни.

Зачем нужна рыба?

Так получилось.