Загадка Туринской Плащаницы

Проблему теодицеи Августин решил так, чтобы снять всякую ответственность Творца за зло, присутствующее в мире. По мнению Августина, Бог олицетворяет совершенство, добро и порядок; Его идеи великолепны, однако, воплощенные в материальные формы, могут иметь некоторые изъяны. Люди, наделенные свободой воли, тоже нередко являются носителями зла, за которое ответственны именно они.

Общие идеи Августин соотносил с конкретными событиями. Он воочию наблюдал крушение великой Римской империи. В подрыве ее основ обычно упрекали христиан. Августин отвергал подобные обвинения и возлагал вину за гибель империи на духовную деградацию ее граждан, погоней за греховными низменными удовольствиями. «Когда человек живет по человеку, а не по Богу, он подобен дьяволу», – утверждал Августин. Вот почему заслуженная кара постигает нечестивцев.

Философию историю человечества он толковал в соответствии со Священным Писанием как предопределенный путь от младенчества (от времен Адама и Евы до Всемирного потопа) к детству, отрочеству, юности и зрелости к старости. Зрелость была ознаменована явлением Христа, а старость завершится вторым Его пришествием и Апокалипсисом.

Как видим, это была своеобразная теория общественного прогресса. Она предполагала постоянное противостояние «двух Градов» – небесного и земного, возвышенного и низменного, светлого и нечистого, Божественного и сатанинского. Люди, имея свободу выбора, тяготеют к тому или другому граду, живут по Богу или по дьяволу. Но все это свершается в мире, осененном Божьей благодатью.

Получается логическая нелепость: добро и зло, противоположные по своей природе, объединяются в добро. Августин признавал нарушение правила диалектики в таком тезисе, но утверждал, что в реальной жизни подобные противоречия естественны; законы формальной логики не абсолютны и порой опровергаются жизнью. (В науке XX века утвердился аналогичный «принцип дополнительности», предполагающий возможность совмещения в одном явлении двух взаимоисключающих начал, например, свойств волны и корпускулы в микромире.)

Августин был чужд бесстрастности: «Ибо нельзя себе представить блаженство без любви и радости». А потому и наслаждение красотой есть благо, если только оно сопряжено с тягой к высшему, божественному (но уж, безусловно, не с удовлетворением низменных эгоистических позывов плоти).

Признавая приоритет веры и воли перед знанием и рассудком, Августин и в этом случае склонялся к идее некоего обобщающего, единого начала: «Разумей, чтобы мог верить; верь, чтобы разуметь». Однако подлинное познание невозможно без озарения, ибо только тогда открывается нечто возвышенное, превышающее силы человеческого разума, приобщающее к божественным истинам.

В общем, мировоззрение Августина, достигшего зрелого возраста, было пронизано идеей Бога. Философии определялась подсобная роль; церковь Христова признавалась олицетворением Града небесного, тогда как государство – земного. Праведники, стремящиеся жить по Богу, противопоставлялись грешниками, живущими «по человеку», а значит, ввергаемые в сатанизм.

Нетрудно заметить, что в некоторых этих воззрениях зло активно противостоит добру, а во Вселенной, сотворенной всеблагим, всемогущим, всеведущим Богом, имеются земные владения дьявола. Такое разделение, по мнению В. Виндельбанда и некоторых других философов, свидетельствует о том, что «Августин не вполне отрешился от своей юношеской наклонности к манихейству».

В действительности дело, пожалуй, не в такой странной для зрелого мыслителя ученической привязанности к некой концепции. Несравненно существенней честность, искренность духовных исканий Августина, не позволившие ему твердить канонические догмы. Он не подстраивал факты, наблюдения, личный опыт под готовую идею. Видел, что в мире зло не только пассивно (вызывается ошибками, незнанием, оплошностями, бездеятельностью, заблуждением), но порой и свирепо-активно, обдуманно, основано на сознательной лжи, лицемерии, предательстве. Единое Мироздание с единым Творцом и Владыкой обладает и некоторой долей двойственности, ибо ему свойственно не только несовершенство, но и активное зло. Эту мысль Августин не сформулировал, однако она следует из его взглядов.

Рассматривая достижения великого мыслителя, пытливого искателя истины, следует учитывать весь его духовный опыт, все творения, а не только самые поздние или непротиворечивые. Нередко на склоне лет интеллект слабеет, творческие потенции угасают, утихают дерзания духа. Поэтому мы вправе обращаться и к Августину как единой личности на всем его творческом пути в том «вечном настоящем», включающем былое, нынешнее и будущее, о котором сам он писал. Это вечное настоящее соединяет всю жизнь Августина, и нас с вами, и тех, кто останется на Земле после нашей смерти.